нашла в черновиках недописанный фичок про робби уильямся и гэри барлоу @ ВЫПИЛА

*мужик_с_водкой.жпг*

все это подозрительно. но ладно, завтра на работу не надо, и вообще пост не об этом. я вообще-то собиралась провести вечер очень культурно, не думать о жизни, заварить чашечку эрл грея и почитать бернарда шоу, все такое.
однако.
ох.
однако.

"Менталитет профессионального хоккеиста не позволяет признать, что ты человек. Ты никогда не покоришься боли, особенно, если никто другой ее не замечает".я сегодня почему-то вспомнила про дюпера: ела с утра тост и вдруг подумала, эй, а ведь у нас есть еще один игрок. он постоянно с командой, он ведь все еще ее часть, и да, пока он болеет, но ведь если все получится, если нам повезет и все сложится удачно, если мы пройдем первый раунд плейофф и дальше, если дюпер успеет восстановиться -
он ведь может сыграть уже в этом сезоне. если все сложится удачно. куда он встанет тогда? во второе звено? вернется в первое? в третье, вместе с солнышком? как тогда можно будет менять лайнап, что он придаст этой новой команде, как сильно он поможет, дюпер, дюпер, дюпер, ох, я бы посмотрела. как же я захотела, чтобы все сложилось удачно. хотя бы ради него.

а сейчас я прочитала это.
не могу говорить.
просто перепощу.

У меня в крови

Я сунул лишнюю смену белья в карман куртки, перед тем как ехать в больницу. Это был момент, когда я наконец перестал лгать самому себе. В тот же день мы должны были лететь в Монреаль. В НХЛ во время выездов ты всегда одет в костюм с галстуком. А я надел дорожный костюм со шлепанцами, потому что в глубине души знал, что никуда ехать мне не придется. Я знал, что остаюсь здесь надолго.

Одноклубники не знали, что со мной что-то не то. Даже моя жена не знала.

Я помню, как сидел в машине на парковке у больницы и думал: «Итак, вот оно. Ты войдешь в это здание и, возможно, твоя карьера закончится».

Позвольте мне вернуться немного назад. В декабре 2013, за два дня до Рождества, я получил ту игровую травму, которая живет в наших ночных кошмарах. Мы играли в Оттаве и мой партнер по звену Сидни Кросби попал под хит в бедро и правой ногой влетел мне в колено. Когда ты на коньках, твое колено в ловушке. Я порвал крестовидные связки, медиальные коллатеральные связки, задние крестообразные связки, короче, разнес все колено. И тем не менее, я не позволил им уложить меня на носилки. Когда я был ребенком, у моего отца было правило, которое он привил мне: никогда не валяться на льду, если только у тебя не сломаны обе ноги. Катись сам на здоровой. Так я и сделал.

Неделю спустя я сидел дома в Питтсбурге и ждал, когда мне сделают операцию, понемногу сходя с ума. Я не мог сидеть спокойно ни секунды, так что поехал на арену, чтобы немного помучать ручной велосипед. На полпути я почувствовал сильную боль в груди. Моментально в памяти возник тот удар и я вспомнил, что конек Сида ударил меня еще и в грудь. Я подумал, что это, наверное, ребро треснуло или какой-нибудь хрящ. Ерунда. Я играл с таким и раньше, так что я все равно поработал на тренажере.

Несколько дней спустя, когда я спал ночью, случился первый приступ кашля. Когда это повторилось несколько ночей подряд, моя жена впала в настоящую панику. Она постоянно твердила мне, чтобы я проверился, но я отвечал ей, что просто простыл. У меня даже мысли не возникало, что внутри меня может назревать что-то действительно серьезное.

В конце концов, я уступил и пригласил на дом терапевта, сказав ему, что ушиб ребра. Он положил меня на стол, как сотни раз до этого. «Дюпер, с тобой что-то не то», - сказал он примерно через час. «Это не связано со структурными повреждениями». Он сразу же позвонил инструктору, у которого хватило ума позвонить моему основному врачу. Док перезвонил мне через минуту.

Он сказал, что я должен приехать в больницу для обследования прямо сейчас.

Я ответил: «Да ладно. Я же играл и раньше со сломанными ребрами, в чем дело?»

«Пусть жена отвезет тебя,» - сказал он. «Ты не можешь вести сам. Я встречу тебя в приемном покое».

Никогда нельзя быть морально готовым услышать такое.

Это все происходило 2 января. К нам приезжала родня из Квебека, и они жили у нас дома все праздники. Все мои четверо детей были дома. Я стою на кухне, вокруг повсюду носятся дети. И я совсем не планировал переполошить всех, заявив: «Эй, народ, давайте-ка все запрыгивайте в машину и мчите папочку в больницу!»

Так что я сел в машину и поехал один.

Когда я приехал… мда. Меня ждал отряд врачей и весь кабинет был подготовлен. Не успел я присесть, как иглы расчехлились и из моей руки торчала капельница. Тогда я впервые услышал слова «кровяной тромб». Они сделали мне компьютерную томографию. Я вылез из большой белой трубы, сидел прямо у аппарата и думал, реально ли все это?

Они принесли снимки и показали на легкие: «Здесь».

Доктор объяснил, что у меня лёгочная эмболия. Один из сосудов в легком забился. Возможно, тромб образовался у меня в голени, пока она была обездвижена, когда мы летели из Оттавы. Мое легкое не получало достаточного кровоснабжения и медленно умирало. Слова просто пролетали мимо меня. Я пошел взять одежду, когда врач сказал, что мне придется остаться в больнице на несколько дней.

Он сказал: «Дюпер, у тебя практически был инсульт в легком. Это серьезно. Если бы это случилось в сердце или мозге, ты бы мог умереть».

Я нацепил свою самую серьезную мину, а про себя всё думал, окей, так когда я снова смогу играть в хоккей? Я должен буду пройти курс разжижающих кровь препаратов, значит, операцию на колене придется отложить. Знаю, это звучит безумно, но я был расстроен. Так устроен твой разум, если ты играешь в хоккей. Пробившись в лигу незадрафтованным свободным агентом, как я, ты должен быть способен пробивать стены. Это не какой-то мотивационный постер, просто ты реально должен уметь терпеть любую боль, и у этого есть последствия.

Я сидел на лекарствах с января по июль, пока у меня заживало колено. Я не выходил на лед шесть месяцев. Я не говорил никому из команды о тромбе. Я не говорил журналистам. Только семья знала. В июле моя кровеносная система пришла в норму. Никаких тромбов в ногах, легкие чисты, я снова в деле.

В первый день тренировочного лагеря мне принесли красное бесконтактное джерси. Меня это убило. Я тренировался как умалишенный, чтобы прийти в самую прекрасную форму в своей жизни. Мое состояние было невероятным. Все лето люди раздумывали, сможет ли этот 34-летний мужик вернуть свою скорость? Сможет ли он так же играть в первом звене после операции на колене? Сможет ли он играть с Кросби? Они даже не догадывались, с чем еще мне приходится иметь дело. Тренеры были невероятны в своей заботе обо мне и сделали все для того, чтобы я был готов. Но все, чего я хотел, это сыграть в первой игре сезона и быть в звене с Сидом и Крисом. Этого не произошло. Я играл в открытии сезона, но они разумно ограничивали мое время весь первый месяц.

Одиннадцатая игра была с Миннесотой. После игры, я пошел поужинать с парой ребят и немного выпил. На следующий день мы проснулись, прилетели в Виннипег и сразу отправились тренироваться. Я стоял в центре льда и вдруг как будто молния пронзила все тело. Я начал задыхаться. Непроходящая боль в груди. Я подумал, у меня что, сердечный приступ?

В тот раз боль приходила постепенно. Просто как дискомфорт. В этот раз, я физически чувствовал, как что-то проходит по телу. Это застало меня врасплох, как удар в грудь. И тут до меня доходит. Нет, только не снова.

Я стою согнувшись, а ребята смотрят на меня. Я солгал и сказал, что попал под бросок. Называйте меня дураком, но я никому не сказал о том, что случилось. Ни товарищам по команде, ни тренерам, ни жене. Хоккеист во мне говорил, что это ерунда. Он думал: «Ты только что восемь месяцев восстанавливался после травмы колена. Все уже списали тебя. Тебе 35. Вот в чем суть».

Я закончил тренировку.

Я не рекомендую никому повторять это, но правда в том, что я сыграл еще пять матчей в НХЛ без трети легкого. Колено все еще немного шалило, так что я попросил дать мне немного противовоспалительных, которые сбивали боль. Я тренировался по-своему и кровяной тромб не повлиял на мою форму. Я сыграл свою лучшую игру сезона в Торонто, несколько дней спустя того, как почувствовал тромб. Мы выиграли 2-1 и я забил оба гола. Это была моя первая игра в звене с Сидом и Крисом. Там мое место, и я такой, я вернулся, детки.

Я лгал самому себе. Мы были на выезде. Семья была далеко, вокруг были ребята, мы занимались любимым делом. Было легко все отрицать. Потом выезд закончился и мы вернулись в Питтсбург. Когда я открыл дверь и увидел жену и детей, я все понял.

Я пошел к главному тренеру нашей команды, Крису Стюарту. «Эй, Стьюи, наверное, я что-то чувствую. Я хочу провериться». А мы должны лететь в Монреаль.

Крис и врачи сказали, что если я не пройду обследование, то никуда не полечу. Наш тренерский штаб и врачи были великолепны. Они не виноваты в том, что пять матчей я продолжал играть. Это я держал все в тайне. Как только я намекнул им, что нездоров, доктор Вайес и клуб взяли ситуацию под контроль.

Итак, я надел дорожный костюм, взял лишнюю смену белья и поехал в больницу. Я дошел до того, что думал, а вдруг тромб совсем маленький и они не заметят?

Я снова в белой трубе. Снова врачи подносят мне снимки. Показывают на легкое. Снова.

«Здесь».

Я просто сломался. Я позвонил жене, и сказал: «Милая, думаю, с хоккеем всё».

Моя жена потрясающе поддерживала меня, но она беспокоилась. Когда я рассказал ей всё, она была в ужасе, что я снова поступил так же. Она спросила, почему я снова никому не рассказывал. Хороший вопрос.

Легко сказать, что семья на первом месте. Я люблю своих детей и жену. Но менталитет профессионального хоккеиста не позволяет признать, что ты человек. Ты никогда не покоришься боли, особенно, если никто другой ее не замечает.

Пингвины потрясающе придумали оставить меня с командой, пока я лечусь от этого второго тромба. Быть вдали от игры очень угнетает. С моим характером, я должен быть с парнями. Тренеры захотели, чтобы я присутствовал на всех командных собраниях, помогал скаутам. Я выезжаю с командой, если перелет занимает менее двух часов и делаю все, что могу, находясь в пресс-ложе.

Оттуда сверху игру двухмерна. Все выглядит так просто, столько пространства. Когда выходишь на лед, все становится трехмерным. Я быстро усвоил ограниченность тренерских способностей.

«Эй, почему ты не увидел ту возможность для паса?»

«Потому что, Дюпер, парень прямо передо мной двинул мне клюшкой в ребра».

Некоторые парни начали называть меня Coach Duper. Я посмеялся над этим, но меня убивает стоять в своем костюме, пока они надевают форму.

Мне 35. Я знаю, что у меня осталось мало времени. Но я выберусь из этой тюрьмы пресс-ложи. Мне без разницы, займет это шесть месяцев, год или два. Я буду здоров и сыграю в НХЛ снова.

- Паскаль Дюпуи

лежу тут в халате и растрепанных чувствах и не хочу шевелиться.
пожалуйста.
хоккейные боги?
пусть все получится.
пусть он успеет. уже в этом году.
уже в этом сезоне.