И на заявку
2.21: Модерн!АУ. Совместная ночевка по хедканону с правдоруба.
Беспалевное продолжение фичка про квартиру, год спустя.
Не работай слишком много, Анжольрас. Когда Комбефер, услышав, что Анжольрас на выходных собирается готовиться к коллоквиуму по Французской революции, предлагает позаниматься вместе, Анжольрас с радостью соглашается. Комбефер – бесценный помощник, он впитывает все новое, как губка, интересуется всем от теории петлевой квантовой гравитации до истории канализационных систем, а еще он настоящий Йода гугла (и это даже немного жутковато, потому что он может найти все об использовании серебра в денежной системе Испании в 15 веке за полторы минуты, и Анжольрас предпочитает не задумываться о том, что Комбефер мог бы отыскать в сети про него, но не может отделаться от уверенности, что Комбефер уже давно завел картотеку на каждого из друзей и регулярно пополняет ее за утренним кофе). Еще они смогут наконец начать работать над кампанией по защите прав работников сферы секс-услуг, на которую Анжольрас уже несколько месяцев не может выделить время; Комбефер серьезно кивает, обещает набросать первичный план и принести данные по статистике.
Они договариваются на вечер пятницы. У Комбефера квартира ближе к библиотеке, но у Анжольраса бесплатный вайфай (конечно, на самом деле он соседский, и пароль к нему в первый же день подобрал Грантер, и Анжольрас был бы против, не встреть он соседей однажды на митинге против однополых браков); у Комбефера кофе-машина, но у Анжольраса несколько сортов гораздо более полезного зеленого чая. Еще у Анжольраса, конечно, Грантер, но по пятницам тот обычно исчезает и редко появляется раньше воскресенья. Анжольрас на всякий случай даже заговаривает с ним впервые с начала недели, напоминает ему про вечеринку в “Open Café”; Грантер хмыкает и странно, как-то безнадежно его оглядывает, но кивает и хрипло заверяет, что не вернется до утра. Комбефер должен придти к семи тридцати.
Ничто не предвещает беды.
Но, конечно, Анжольрас должен был догадаться.
*
Утром пятницы Грантер устраивает в ванной пожар. Он клянется, что просто перепутал реагенты, и Анжольрас ему даже почти верит, но еще он знает, что Грантер никогда раньше не пытался проявлять пленку в семь утра. А в тошнотворном ядовитом облаке, вырвавшемся из-за двери, Анжольрасу почему-то стойко чудится сигаретный дым. Вонь сгоревшей пленки и реагентов забивает нос, выбивает слезы из глаз, и Анжольрас заходится судорожным кашлем.
- Купи себе уже нормальный фотоаппарат, - резко говорит он в напряженную спину Грантера, застывшего у распахнутого окна, - И не смей больше курить за проявкой. Это же опасно, ты не понимаешь, что можешь себя убить? Спалить квартиру и убить нас обоих?
Грантер коротко кивает, не произнося ни слова и не оборачиваясь. За окном мутно и серо, дождь крупными каплями бьется о подоконник, от холодного ветра бросает в дрожь. Весна никак не может справиться с зимой.
Анжольрас вздыхает.
- Ладно. Будем надеяться, что к вечеру все выветрится.
Анжольрас не видит, как Грантер мрачно улыбается его призрачному отражению.
*
К вечеру, когда Анжольрас возвращается с занятий, конечно, ничего не выветривается. Вонь настолько едкая, что, кажется, уже намертво вгрызлась в стены, и Анжольрас, сквозь зубы проклиная Грантера, пишет Комбеферу сообщение.
«Грантер. Встречаемся у тебя.»
Ответ приходит через минуту: Комбефер не расстается с телефоном, в отличие от Грантера, который запросто может уйти, оставив телефон дома, и пропасть на несколько суток, наплевав на всех, кому может быть нужно с ним связаться. Анжольрас усилием воли давит знакомо закипающее раздражение, делает глубокий вдох, чертыхается, глотнув ядовитый воздух, и наконец сосредотачивается на сообщении.
«Конечно! У меня еще лекции, через час заканчиваю, встретишь меня - заскочим в наш Старбакс по дороге)» .
- Старбакс, - презрительно фыркает Грантер за его плечом. – Это самое голубое свидание в мире, Аполло, и это я тебе говорю. Спорим, он будет читать тебе выдержки из Конституции. Тебе, конечно, понравится, он потрясет твой мир, но может, все-таки решишься узнать мир получше и отправишься со мной поджигать Париж огнем крутизны? Я, между прочим, тоже могу цитировать Конституцию. Но со мной про Конституцию ты и не вспомнишь.
- Прекрати нести чушь, - морщится Анжольрас, потому что намеки Грантера с каждым днем все меньше походят на безобидные поддразнивания и все больше на откровенные издевательства. – И нет, спасибо. Мы с Комбефером посвятим наш огонь крутизны французской революции.
- Конечно, чему же еще, - Анжольрас не оборачивается, но знает, что Грантер закатил глаза. – Тебе предлагают развлечься, а ты собираешься провести ночь, дроча на то, что и так уже выучил наизусть? Тебе бы стоило родиться двести лет назад, а? И не говори, что не мечтаешь об этом.
Анжольрас собирается ответить, но тут телефон Грантера взрывается Имперским маршем (этой мелодии у него раньше не было, и у Анжольраса вдруг начинают ныть зубы). Грантер радостно приветствует некую «принцессу» и осведомляется, готова ли она; лучше бы хоть раз в жизни занялся чем-то полезным, раздраженно думает Анжольрас, иррациональная злость разливается в груди, как яд. Он ведь давно понял, что на Грантера нельзя полагаться, что пытаться переделать его – все равно что тратить красноречие на дворового кота; но прошлые выходные упрямо оживают в памяти, высвечиваются ярко, будто неоновые, и у Анжольраса снова начинают чесаться кулаки.
Он ведь даже не просил Грантера, тот вызвался сам, влез в его дела бесцеремонно, как влез в его жизнь. В субботу Анжольрас должен был представлять их “Qwerty Club” на конференции в Гавре: камерное мероприятие, небольшое и не слишком важное выступление, для доклада он всего лишь переработал несколько своих старых черновиков, но это была возможность лишний раз засветиться в новостях, а их начинающей группе, да еще и с таким непривычным форматом, медиаприсутствие необходимо даже больше, чем контакты в правительстве. Анжольрас предполагал отправиться вечерним поездом, провести ночь в гостинице, с утра спокойно подготовиться к выступлению, сделать доклад и к вечеру снова вернуться в Париж, чтобы в воскресенье быть на открытии Центра помощи жертвам насилия в районе Барбес-Рошешуар.
Но в пятницу днем позвонила Софи, девчонка из «Фонда надежды», с которой Прувер полгода назад познакомился на каком-то модном показе; Софи взялась помочь им резво, как лохматый щенок-переросток, пылала энтузиазмом, подыскивала варианты помещений, договаривалась с арендаторами, помогала искать средства, и Анжольрас, по горло занятый учебой и кампанией по декриминализации Сен-Дени, вопреки смутным подозрениям решил на нее положиться. Полгода подготовки пролетели быстро, Софи радостно щебетала в трубку, уверяя, что все под контролем, настойчиво приглашала Анжольраса выпить кофе и с опозданием в несколько дней присылала документы. Все идет по плану, говорила она. А в пятницу днем сквозь всхлипы и виноватые причитания вдруг выяснилось, что документы на аренду были оформлены неправильно, регистрация некоммерческой организации оказалась не завершена, у них не было ни пресс-китов, ни кейтеринга, а еще, напоследок, ими заинтересовалась одна из местных криминальных группировок. И у Анжольраса было всего полтора дня, чтобы все исправить.
Грантеру наплевать на контроль за средствами благотворительных фондов, на ужесточение закона об иммиграции, на ухудшающуюся экологию, на фарс, в который глобальные корпорации превращают концепцию социальной ответственности; Анжольрас тысячу раз выслушивал, как именно и с каких высот ему наплевать, и поэтому вполне резонно удивился, когда Грантер, задумчиво потягивавший апельсиновый сок, пока Анжольрас сквозь зубы рычал на Софи по телефону, вдруг серьезно на него посмотрел и предложил поехать вместо него. «Ты многого обо мне не знаешь, Аполло», - сказал он. «Я могу говорить о проблемах глобализации хоть несколько часов, могу цитировать «Общество потребления» во сне, и если бы ты как-нибудь согласился со мной поужинать, я сразил бы тебя красноречивой декламацией речей Сен-Жюста, уж поверь, ты бы не устоял». Анжольрас посмотрел на него с сомнением, но Грантер вдруг встал, в два шага оказался рядом и наклонился к нему, почти задевая щекой. «Положись на меня», - сказал он, «Я все сделаю».
И Анжольрас, послушавшись тяжело бухнувшего сердца, ему поверил.
Грантер уехал вечером пятницы, помахав Анжольрасу на прощание зубной щеткой. В субботу днем Анжольрас ждал за ланчем старого знакомого отца, который мог помочь решить юридические проблемы, когда ему позвонили из Гавра – спросили, что случилось с его заменой и стоит ли ждать. Всю субботу Грантер не отвечал на звонки, и Анжольрас только ночью отыскал его телефон под диванной подушкой. В воскресенье днем Анжольрас, Комбефер и Курфейрак, держась только на силе воли (и тройных дозах «Редбулла»), разрезали ленточку, пожали руки явившимся чиновникам из мэрии, налили шампанского журналистам, представили специалистов и раздали прессе собранные к утру материалы. Домой Анжольрас отправился, умирая от усталости и молясь, чтобы «заинтересовавшаяся» ими банда потерпела хотя бы неделю. Он упал на диван и отключился, а ночью его разбудил громовой стук в дверь. Домой вернулся Грантер. Пьяный Грантер, повисший на плечах у Баореля и мрачно-серьезного Прувера.
Грантер упал на него, стоило только Пруверу его отпустить, обхватил за шею, горячо выдохнул, потерся щекой, царапая щетиной, и влажно что-то шептал, то и дело облизывая губы. Анжольрас держал его, чувствовал, как горела кожа под тонкой майкой, и вдруг понял, как все это выглядело со стороны; но смутиться он не успел. Прувер, отбросив на плечо наспех завязанные волосы, сухо сообщил, что Грантер не ездил в Гавр, потому что потерял билет, а потом встретил знакомого. Баорель кивнул, глядя Анжольрасу куда-то за плечо, и добавил, что они случайно столкнулись с Грантером в баре, тот просил отвести его домой и извиниться за него. Руки Анжольраса против воли напряглись, пальцы сжались, комкая мягкую ткань, и Грантер ласково фыркнул ему в шею, провел носом по ключице, прижался ближе. Анжольрас стоял, стиснув руки у него на поясе, чувствовал кожей его улыбку; сердце колотилось в горле, во рту стало сухо и горько. У Прувера были темные, злые глаза, Анжольрас никогда его таким не видел, но спросить не он не успел: Прувер и Баорель отмахнулись от расспросов, сослались на усталость, торопливо кивнули на прощание и захлопнули дверь с такой силой, будто боялись, что он за ними погонится. Грантер вздрогнул от стука, коротко простонал сквозь пьяный дурман, его рука соскользнула с плеча Анжольраса на бедро, и Анжольрасу от ярости стало нечем дышать. Он развернул Грантера, закинул его руку себе на плечо; горячие пальцы – черная грязь, засохшая кровь, разбитые костяшки – скользнули по его щеке, и он вдруг запоздало вспомнил разорванный ворот пруверовского свитера и сытый вид Баореля.
Грантер с размаху зарылся лицом в подушку, когда Анжольрас опустил его на кровать; вытирая кровь с его пальцев смоченным в теплой воде полотенцем, Анжольрас всеми силами сдерживался, чтобы не зарычать, чтобы ненароком не причинить боль. Он всего один раз попросил Грантера об услуге. Один чертов раз. И Грантер – «Я верю в тебя», Грантер – «Что угодно, только скажи», - Грантер обо всем забыл в угоду вечеринкам и пьяной драке.
Анжольрас вымыл ему руки, набросил на него плед и до утра просидел над «Ареопагитикой», пытаясь нагнать учебу. За пять часов он осилил три страницы. И не мог вспомнить, о чем на них говорилось.
Анжольрас сжимает зубы, трясет головой, отгоняя воспоминания, и отправляет Комбеферу «Давай сразу в Старбаксе?». Грантер предпочитает тратить жизнь на вечеринки, одноразовых любовников и инстаграм - и пожалуйста, это его выбор, и Анжольрасу совершенно все равно. Грантер ни к чему не относится серьезно, злиться на него – бесполезная трата сил. Он дьявольски умен, но все равно ничего не поймет, потому что понимать не желает.
Грантер все еще мурлычет в трубку, говорит, что времени полно, у них вся ночь впереди, и уж с ним-то она точно ни о чем не вспомнит, патентованый способ сделать жизнь охуенной. Голос у него низкий и приглашающий. Анжольрас хмурится, настроение стремительно портится, и в этом наверняка виновата химическая вонь.
- Свидание? – ровно осведомляется он, глядя прямо перед собой, когда Грантер наконец заканчивает ворковать и прощается. Грантер хмыкает, упирается руками в спинку дивана по обе стороны от его головы и наклоняется, щекочет затылок мягким смешком.
- С лучшей девушкой в мире, - легко соглашается он. – А что, ты наконец-то ревнуешь?
Анжольрас только устало качает головой. В горле вновь закипает раздражение, но выхода ему он не дает. «Это бессмысленно», в который раз напоминает он себе. «Бессмысленно, глупо и нелогично. Ты сам виноват, что решил на него положиться».
Грантер загадочно хмыкает и отстраняется. Анжольрас оборачивается к нему, сам не зная, зачем, и только тут замечает его костюм.
- Ты одет как Хан Соло, - только и может сказать он. – Это что, бластер?
Грантер прищуривается, лениво оглядывает себя, потирает шею и подмигивает из-под растрепанных кудрей.
- Прокатить на моем Тысячелетнем соколе, малыш? Может, даже пущу тебя за штурвал.
Анжольрас кривится и отводит взгляд от туго затянутых ремней кобуры на бедре.
- Твой Тысячелетний сокол никуда не полетит, - строго напоминает он. – Ключи-то у меня.
Грантер фыркает, вынимает руку из кармана и подкидывает на ладони серебристый ключ с кожаным брелком. Анжольрас давится возмущением, набирает в рот отвратительного воздуха, чтобы напомнить, но Грантер улыбается неожиданно мягко, и от нежности в его взгляде Анжольрас теряется и забывает заготовленные слова.
- Малыш, я лучший пилот в Галактике, - ласково говорит Грантер, даже не пытаясь войти в роль. – И люблю свою детку слишком сильно, чтобы позволить хоть камешку ее коснуться. Можешь на меня положиться.
Анжольрас хочет ответить. Хочет еще раз напомнить, что как раз положиться на Грантера не может никто, заорать ему в лицо, взять за плечи и с силой встряхнуть, прижать к стене, удержать на месте, чтобы Грантер хоть так его услышал. А Грантер улыбается искренне, тепло и открыто, как будто прошлых выходных никогда не было; и Анжольрас, проклиная себя, отворачивается. Если он начнет выяснять отношения, то опоздает к Комбеферу.
- До Хэллоуина еще полгода, - напоминает он на всякий случай. С Грантером никогда нельзя быть уверенным.
- А у нас репетиция, - серьезно отвечает Грантер. – Ты же сам говорил, что ко всему нужно готовиться заранее.
Анжольрас только вздыхает.
*
Грантер околачивается по квартире еще минут двадцать, делает себе лимонад, курит в гостиной, растянувшись в кресле («И так воняет, может, я выкурю запах», отвечает он на убийственный взгляд Анжольраса, и Анжольрас скрепя сердце признает, что в этом может быть смысл), напевает себе под нос, рассматривает Анжольраса, и, в общем, ведет себя удивительно тихо. Но его пристальный взгляд щекочет, раздражает, выбивает из концентрации, и Анжольрас, уставившись в коспекты по структурной социологии, разглядывает слово «археомодерн» до тех пор, пока глаза не начинают слезиться.
- Сделал бы хоть вид, - тихо говорит Грантер, и Анжольрас рывком поднимает голову, напарывается на серьезный взгляд и острую усмешку. – Не умеешь притворяться, Аполло, я же тебе говорил.
Голова болит все сильнее, и Анжольрас, осторожно переведя дыхание, снова приклеивается взглядом к конспекту. Грантер раздраженно вздыхает, вскакивает с кресла, мечется по комнате, как загнанный зверь.
- Ну давай! Выскажи все, что думаешь, и забудем! – рычит он, и от прорывающихся просительных интонаций у Анжольраса сжимается желудок. – Скажи мне, как ты разочарован, какое я бесполезное дерьмо, скажи, что я ни на что не способен, что я подвел тебя, что ты меня презираешь –
- Замолчи, - тихо говорит Анжольрас, и Грантер моментально осекается, замирает, будто налетев на стену. – Я не собираюсь тратить на это время. Ты сам все понимаешь. Ты умный, ты чертовски талантливый, но если ты ждешь, что я начну тебя переубеждать – это не мое дело.
Грантер смотрит на него исподлобья, непонятным, тяжелым взглядом, непонимающе хмурится, рассеянно крутит на пальце кольцо с ключом от мотоцикла, и Анжольрас вдруг взрывается.
- Хочешь проебать свою жизнь – на здоровье. Хочешь трахаться со всеми подряд – трахайся. Хочешь пропить свои мозги – пропивай. Только прекрати ко мне лезть. Мне надоели твои шутки, твоя безалаберность, надоело, что ты вечно издеваешься, надоело, что ты суешь нос в мои дела и все портишь, черт, ты заставляешь меня... Скажи уже, чего ты от меня хочешь - или оставь меня в покое!
Грантер бледнеет, как от пощечины, сжимает челюсти, играя желваками. Анжольрас, сморщившись от внезапного стыда, ругая себя за несдержанность, поднимается, бросает тетрадь в сумку и хватает со спинки дивана куртку.
- Как скажешь, - глухо бросает Грантер ему в спину. – Я тебя больше не побеспокою.
Анжольрас не оборачивается. Лицо горит от отравленного воздуха, глаза жжет, и все, чего ему хочется, - оказаться на улице. Подальше от Грантера. Как можно дальше.
*
Он решает пройтись пешком, прогулка помогает успокоиться и проветрить голову, и через полчаса, когда Комбефер поднимается из-за углового столика и приветственно машет, ему почти удается выбросить Грантера из головы. Он покупает карамельный латте (Грантер всегда смеется и говорит, что даже спартанцы любят сладкое, но сейчас Анжольрас об этом не вспоминает, нет), бейгл с лососем и мятные леденцы, вежливо улыбается девушке за кассой, стараясь не удерживать взгляд дольше необходимого. Все хорошо, убеждает он себя, делает глубокий вдох и заставляет себя расслабиться. Все хорошо.
- Прости, Анжольрас, - сконфуженно смотрит на него Комбефер из-под очков, когда Анжольрас садится напротив. – Жоли разбил градусник, им троим нужно где-то ночевать, и он попросил меня, все равно у него есть ключи. Только что написал. Так что...
- У Жоли есть ключи от твоей квартиры, - рассеянно повторяет Анжольрас, и почему-то его совсем это не удивляет. – Ладно, значит, сегодня не получится. Давай просто выпьем кофе.
У Комбефера на удивление виноватый вид. Он осторожно пододвигает к Анжольрасу тарелку с шоколадным печеньем.
- Я же не отказываюсь. Я сам хотел, ты знаешь. У тебя точно нельзя? Что случилось? Ты же не прислал подробностей.
- Грантер, - выдавливает Анжольрас сквозь зубы и морщится, как от боли. У кофе совершенно нет вкуса. – Сжег пленку, какие-то свои химикаты, и теперь вся квартира этим пропиталась. Там невозможно долго находиться.
Комбефер сочувственно кивает.
- Он идиот, - цедит Анжольрас, размешивая кофе деревянной палочкой и внимательно рассматривая карамельный рисунок на молочной пенке. – Я не знаю, как он так может. Зачем он это делает. Он же умный, Комбефер, он все понимает, так какого черта?
Комбефер пожимает плечами и печально улыбается.
- Я ему не нянька, чтобы его воспитывать, и мне плевать, что он с собой делает, меня это вообще не касается, мы просто соседи по квартире, но знаешь? Он говорит, что верит в меня. А потом – я просто не понимаю. О чем он думает?
- Ммм, - задумчиво тянет Комбефер, и Анжольрас поднимает глаза, потому что Комбефер умница, он всегда все знает, а Анжольрасу нужны ответы, но тут Комбефер переводит взгляд за его плечо – и расплывается в солнечной улыбке.
- Эй! Мариус! Козетта! – зовет он.
- Ферр! И Анжольрас! Вот это встреча, ребята, охре... надо же! – восторженно кричит Мариус на все кафе, протискивается к ним через столики, сжимая руку Козетты, порозовевшей, с разметавшимися от ветра волосами и нежной улыбкой.
Анжольрасу хочется застонать и упасть лицом на руки.
- Добрый вечер, - говорит он. Мариус сияет, глупо улыбается, гладит ладонь Козетты большим пальцем.
- Что вы здесь делаете? – спрашивает он, переводя взгляд с их кофе на раскрытые конспекты Комбефера. Мариус – друг, напоминает себе Анжольрас.
- Пьем кофе, - стоически поясняет он.
- Вообще-то мы собирались позаниматься у меня, но Жоли разбил градусник и попросил убежища, - радостно объясняет Комбефер, - а у Анжольраса Грантер. И теперь нам некуда податься.
- Так ведь это прекрасно! – вдруг говорит Козетта голосом, звенящим, как серебристый колокольчик, - Мариус, все получится! Как хорошо, что мы вас встретили – мы уже не знали – В общем, вы можете пойти ко мне.
Анжольрас учуял бы подвох, даже если бы был пьян, как Грантер в тот раз на рок-фестивале.
- Не думай, все нормально, - быстро говорит Мариус, видимо, прочитав вопрос на его лице. – У Козетты свободная квартира, ее отец ушел в гости -
- Его старый друг снял квартиру прямо напротив, представляете? Сегодня переехал!
- И мы хотели... провести время вместе, посмотреть кино, но он сказал -
- Он думает, что я маленькая, никаких свиданий у нас дома, сказал он, а ведь мы с Мариусом даже не -
- Он и видеокамеры поставил, подключил полицейское наблюдение, то есть, это хорошо, что он так о тебе беспокоится, но –
- Это глупо, Мариус, и ты это знаешь, но дело не в этом, так вот, он сказал, что никаких свиданий, но я спросила, а что, если бы ко мне пришли друзья, и папочка сказал, что если друзья приличные – то можно, и тогда Мариусу тоже будет можно, но у всех наших друзей уже планы –
- И вы сможете заниматься, сколько хотите, мы будем тихо смотреть кино –
- И можно остаться на ночь, у нас есть диван и свободная кровать –
- И, как вам идея? Анжольрас? Комбефер?
Анжольрас знает, что это ужасная, ужасная идея. Мариус, Козетта, ромашковый чай, клубничные пирожные, романтическая комедия, нежные шепотки и детские поцелуйчики. Однажды он ходил с ними в кино, так что теперь мог оценить масштаб бедствий в полном объеме.
- Ну пожалуйста, - умоляюще смотрит на него Мариус, - Я живу с Курфейраком!
Анжольрас вопросительно смотрит на Комбефера. Тот вздыхает – и неожиданно подмигивает ему.
- Отличная идея, Козетта. Мы с радостью составим вам компанию.
*
Сначала все идет хорошо. Первые минут пятнадцать.
Козетта показывает им квартиру – очень светлую, элегантную и на удивление маленькую для успешного предпринимателя – предлагает чай, машет в окно отцу, хмуро застывшему на балконе напротив. Фигура, утянувшая отца Козетты обратно в квартиру, кажется Анжольрасу смутно знакомой, но, с другой стороны, за последний год он бывал в камерах предварительного заключения так часто, что его подсознание запросто может подсовывать знакомые черты в любых грозно маячащих затененных людях. Грантер – Грантер здесь ни при чем. Анжольрас вовсе не считает смешной шутку про Филлипа Морриса смешной. Он даже ни разу не пытался сбежать, в конце концов.
Когда чай дымится в изящных фарфоровых чашках, а Мариус и Козетта собираются устроиться в гостиной перед телевизором, приходит Прувер. Козетта совсем забыла, что он должен был зайти, она обещала ему новый каталог украшений отцовской компании, но куда-то его дела, так что пока она его ищет, Прувер просто обязан выпить чашечку чая.
Через пять минут появляется Курфейрак с бутылкой текилы. Утром Мариус случайно забрал его клубную карту, а без нее он, конечно, не сможет устроить новой даме сердца незабываемое свидание. У Курфейрака уже две недели не сходят синяки, а весь его фейсбук забит скейтерскими видео. Курфейрака знают все в ночном Париже, он даже за выпивку в половине баров давно уже не платит. Анжольрасу совершенно ничего не кажется странным.
Конечно, выпроводить Курфейрака сразу же и не предложить ему чая, когда трое его друзей уже сидят за столом, - это свинство. Козетта вдруг вспоминает, что в холодильнике у нее есть тортик. Полчаса в дружеской компании ничего не изменят, надеется Анжольрас. Потом Прувер с Курфейраком уйдут, и они с Комбефером наконец-то смогут позаниматься.
Когда Курфейрак разделывается с первым куском торта, в дверь звонят Фейи и Баорель. У них ящик пива, форма «Манчестер Юнайтед» и трагический рассказ о том, как пьяные соседи Баореля вот только что сломали его спутниковую тарелку. Фейи живет в общежитии, и его сосед уже приготовил носок, чтобы повесить его вечером на ручку двери, а Козетта вроде бы говорила, что у нее свободная квартира?
Анжольрас уже понимает, что к коллоквиуму ему придется готовиться, запершись в ванной. А потом, как только Баорель вытягивается на диване и открывает первое пиво, в дверь звонят снова. Жоли, Мюзикетта и Боссюэ.
- У тебя в углу кто-то скребется, - патетически заявляет Жоли, обвиняюще глядя на Комбефера. – А перед подъездом рассыпан мусор! Ты знаешь, что мыши – переносчики десятков заболеваний. Как ты мог, Ферр?
Баорель и Мюзикетта даже не пытаются.
- Я принес «Гитар Хиро», - подмигивает Боссюэ, поднимая набитую до отказа сумку с торчащим грифом пластиковой гитары. Кетта музыкально смеется, прижимаясь к нему бедром, и нежно оглаживает плечо Жоли.
- Мы взяли зубные щетки, - сообщает она. – На всех!
Жоли кидает на нее убийственный взгляд. Вместе с ним на них с Боссюэ негодующе оборачиваются Курфейрак, Прувер, Мариус, Баорель и Фейи; Комбефер с непередаваемым вниманием изучает экран своего телефона, а Козетта широко улыбается и предлагает испечь печенье.
У Анжольраса зудит лоб, ладонь ноет, как намагниченная, но он стоически держит ее в кармане. И очень, очень старается не закатывать глаза.
*
- «Письма к Джульетте»! – громогласно провозглашает Баорель. Его лицо под красно-белой краской сияет нетерпением. – Только не «Дневник памяти», Козетта. Эй, почему никто не хочет смотреть «Кровавый спорт»? Ладно, не отвечайте, девочки. Мы смотрим «Письма к Джульетте».
- Не смотрим, - нежно обрывает его Козетта. – Папочка забрал диск. А мы против пиратства.
Анжольрас кожей чувствует направленные на него взгляды. «Я презираю тот прах, что стоит перед вами», разбирает он собственный почерк в конспекте под каракулями Грантера. Он не станет –
- Тогда «Спеши любить»! - восклицает Мариус, потрясая розовой обложкой диска. Козетта ласково льнет к нему, Мюзикетта покровительственно кивает, а Жоли клацает зубами и стонет в плечо Леглю.
- Ну что ты, это же не «Заражение», - успокаивает тот, бросая убийственный взгляд на недоуменно хлопающего ресницами Мариуса. – И мы точно не будем смотреть «Заражение», у Козетты этого фильма вообще нет, правда, Козетта?
Анжольрас вспоминает, что запрет на ношение оружия является ущемлением гражданских прав, и набрасывает в голове план петиции о разрешении.
- Лучше «Королей Догтауна», - предлагает Курфейрак. – Или «Десять причин моей ненависти».
Его предложение встречают взрывом смеха – не то чтобы ему не сочувствовали, но безответно влюбленный Курфейрак – зрелище очень занятное, и все, кроме Анжольраса, кажется, видят в этом некую кармическую справедливость. Месяц назад Курфейрак купил скейт и бандану и начал захламлять свой фейсбук цитатами Тони Хоука, а в прошлый вторник он спросил у Анжольраса, почему кто-то будет игнорировать влюбленного в них классного парня и что нужно сделать, чтобы этот кто-то игнорировать перестал. Анжольрас посоветовал ему прекратить маяться дурью и перестать подстраиваться; Курфейрак пробормотал, что уж это точно не помогает, а кое-кто абсолютно слепой, и попросил одолжить ему денег.
- Я за «Игры разума», - вытаскивает с полки диск оживившийся Комбефер. – Конечно, они недостаточно раскрыли значение теории некорпоративных игр и упростили концепцию равновесия, но некоторые моменты визуального решения изображения шизофрении...
- Так, все, никакой шизофрении, - перебивает Мюзикетта, поглаживая скривившегося Жоли по плечу. – «Дьявол носит Прада». Идеальный фильм.
- Лучше «Общество мертвых поэтов», - застенчиво предлагает Прувер, и Мариус смотрит на него волком.
- Эй, у нас все еще свидание! Никаких драм. Лучше «Красотку».
- Правильно, Мариус, соблазни свою девушку фильмом про проститутку, - язвительно улыбается Курфейрак. Прувер вспыхивает и заявляет, что вот уж не Курфейраку говорить, Курфейрак оскорбленно парирует любовью к искусству, и Анжольрас снова чувствует направленные на него взгляды, но права и общественное положение проституток он в пятницу вечером обсуждать не будет. У него революция на руках, в конце концов.
- «Малышку на миллион»! – настаивает Баорель. Фейи находит «Артура в стране минипутов». Козетта предлагает «Римские каникулы», и все наконец почти сходятся, но Комбефер, поправляя очки, вдруг призывает к порядку.
- Анжольрас, - зовет он. – А ты? Что ты хочешь посмотреть?
- «Звездные войны», - выдает Анжольрас первое, что приходит ему в голову, лишь бы от него отстали и позволили спокойно позаниматься.
Предложение вызывает у всех подозрительно единодушный энтузиазм. Курфейрак заказывает пиццу.
А Грантер так и не появляется.
*
Спустя три часа от пиццы ничего не осталось, Люк успешно расправился со Звездой Смерти, Жоли, Кетта и Боссюэ успешно расправились со стеснительностью, Комбефер нашел в интернете статью о принципах действия лазера, а телефон Анжольраса молчит. Анжольрас честно пытался заняться делом, но когда у тебя под ухом во все горло распевают имперский марш или призывают «единственную надежду» помочь (а у дурацкого костюма Грантера жилетка кожаная, а вырез глубже, и Хан Соло точно не носит кожаных браслетов), сосредоточиться совершенно невозможно. Он попытался перебраться в спальню Козетты, но Мариус, оказалось, может весьма убедительно транслировать взглядом обещания жестоких пыток, так что Анжольрасу пришлось взять из ящика Баореля пиво и надеяться, что после фильма у друзей наконец-то найдутся срочные дела.
Когда фильм заканчивается, а дел ни у кого не находится, он предлагает им сыграть в твистер (который совершенно случайно принес с собой Прувер, потому что ненадолго забегать в гости с твистером подмышкой – это абсолютно не странно). Идея идет на ура, и ему даже почти удается ретироваться с конспектами на кухню, пока остальные раскладывают поле и скидываются на роль ведущего, но тут Курфейрак, конечно, все портит.
- Ну нет, - заявляет он, мрачно оглядывая собравшихся. – Без Эпонины я в твистер играть не буду. Кстати, где она? Мариус! Позвони ей, меня она сбрасывает. И вообще, где Грантер?
- Кстати, да, он же обе ... – Жоли осекается, перехватив взгляд Анжольраса, и моментально делает невинный вид. - То есть, странно, что его нет, раз уж мы все здесь. Надо его пригласить.
- У Грантера свидание, - ровно сообщает Анжольрас, вдруг замечая, какая интересная репродукция Ренуара висит над диваном. – С лучшей девушкой в мире.
- Свидание, - растерянно тянет Комбефер, - Но он же... То есть, Козетта, у тебя же нет штопора! Я хотел открыть бутылку вина из вашего бара, - и не смотри на меня так, Анжольрас, ты вообще помнишь, когда мы в последний раз собирались вместе просто так? – так вот, штопора я не нашел! Кто-нибудь умеет открывать бутылки без него?
Анжольрас знает наверняка, что Баорель откроет что угодно, а Курфейрак очарует любого, даже самого злобного соседа, даже в три часа ночи.
- Вот, - триумфально смотрит на него Комбефер, когда все старательно напускают на себя растерянный вид и отрицательно машут головами. – Нам нужен Грантер. Он наша единственная надежда.
«Серьезно», - думает Анжольрас. «Серьезно, Комбефер?».
«Как свидание?» - пишет он Грантеру, потому что Грантер все равно наверняка забыл телефон. «Если не очень, то мы у Козетты».
«Охуенно», - отвечает Грантер через секунду. «Развлекайтесь».
Через двадцать минут, когда Анжольрас приканчивает вторую бутылку пива, потому что делом заняться все равно не удастся, а он так жутко устал, - через двадцать минут телефон в его кармане вибрирует.
«Я буду с дамой», - пишет Грантер. «Привет Курфейраку».
*
Эпонина – простое белое платье едва прикрывает колени, черная кожаная куртка, черные колготки и тяжелые ботинки, и принцесса Лейя из нее такая же, как Хан Соло из небритого Грантера в кожаной жилетке. Эпонина сияет, почти подпрыгивает на месте, светится, как звездочка, цепляясь за локоть Грантера; она улыбается, отбрасывая с лица растрепавшиеся темные волосы, и посылает Анжольрасу воздушный поцелуй.
- Мы купили ром! – почти поет она, - Он не хотел идти, но я его заставила! Вы ни за что не догадаетесь, где мы были. Грантер знает всех, всех! Мы увидели афишу – и концерт сегодня, а мы не знали, я не знала, но я же обожаю MCR, и он позвонил, и мы прошли в вип-зону, и нас угостили шампанским! То есть, меня угостили, но Анжольрас, ты не знаешь, что –
Грантер громко, неестественно смеется и с силой сжимает руку, обвившуюся вокруг ее талии.
- Принцесса пьяна, - нежно говорит он, не глядя на Анжольраса. – Ее высочество пожелали посетить вас, и я ее доставил. А теперь, если позволите...
- Жеан! – перебивает его Эпонина, загорается, заметив вышедшего из кухни Прувера. – А мы с подарком! Там кое-кто – он хочет тебя видеть, и у него новости. Эй, Монпарнасс! Поднимайся!
Прувер вдруг подбирается, как разозлившийся кот, смотрит сузившимися глазами, сжимает бокал вина побелевшими пальцами.
- Расслабься, розочка, - мурлычет появившийся за плечом Грантера франтоватый юноша. – Я пришел с миром.
В холл высыпали все, Кетта с интересом рассматривает юношу, Баорель сжимает кулаки, Курфейрак, не стесняясь, таращится на Эпонину, приосанивается и расстегивает пуговицу на рубашке, Комбефер хмыкает за плечом Анжольраса. А юноша – Монпарнасс – смотрит только на наполовину скрытого плечом Фейи Прувера.
- Вы можете спать спокойно, - с достоинством говорит Монпарнасс. – У вашего центра чего-то-там были проблемы с кем-то из наших? Больше их не будет. Теперь вы под нашей защитой, и поверь мне, цветочек, никто во всем Париже не захочет связываться с «Петушиным часом».
- Мы не будем вам платить, - холодно цедит Прувер. Стой он чуть ближе, он вылил бы вино Монпарнассу на белоснежную рубашку.
- Обижаешь, - расплывается Монпарнасс в акульей улыбке. Прувер не отводит взгляд, смотрит ему в глаза неотрывно, и Анжольрас вдруг задумывается, так ли их с Грантером споры выглядят со стороны. – Только широта моей души, никакой тривиальности, не опошляй. А что-то понадобится – неважно, что, - ты знаешь, где меня найти.
*
Пока Курфейрак, поглядывая на Эпонину, успокаивает шипящего Прувера, Грантер плохо пытается делать вид, что осматривается, и вспоминает о срочных делах.
- Нет у тебя срочных дел, не выдерживает Анжольрас, дойдя до середины третьей бутылки пива. – И свидания нет. А мы собирались играть в твистер.
- Твистер! – радостно подхватывает покачивающаяся Эпонина. – Я не буду играть без моего рыцаря. И вообще. Ты обещал. Вместе, эй!
Грантер улыбается ей, как будто ему больно, и коротко кивает.
На Анжольраса он так и не смотрит.
*
- Баорель, правую руку на зеленое! – командует Анжольрас. Он вызвался быть ведущим, потому что остальные уже пьяны, а он – он не настолько слаб, чтобы захмелеть с трех бутылок пива, а Грантер все еще на него не смотрит. И молчит. Только покорно выполняет его указания.
- Упс, - холодно бросает Мариус, упавший на Козетту за секунду до того, как Баорель успел просунуть руку на зеленое поле между ее раздвинутых ног. – Мы выбываем первыми.
- А Анжольрас включается, - раскрасневшаяся Козетта совсем не выглядит недовольной, - Ведущие должны меняться! Это правила игры, да, Комбефер?
- О да, - пыхтит Комбефер, старательно отворачиваясь от нависшей над ним задницы Фейи. – А проигравший ведущий получает семь ходов вне очереди.
Пока Курфейрак ржет между ног Баореля и пытается незаметно подвинуть руку ближе к застывшей на соседнем круге руке Эпонины, Анжольрас сразу понимает, что они задумали.
- Правую ногу на красное, - говорит Козетта, и его подозрения подтверждаются. Он ставит ногу рядом с ногой Грантера, и ждет, когда Козетта скомандует ему поставить левую руку на зеленое.
Грантер бросает на него короткий взгляд из-под копны волос – и становится на одно колено.
- Блять, - говорит он, и в голосе совершенно не чувствуется сожаления. – Ну, я выбываю. Тебе будет больше места, Анжольрас.
Анжольрас проигрывает через три хода. И без сожаления отправляется на диван.
Грантер увлеченно обсуждает что-то с Козеттой, пока Мариус командует Жоли переставить правую ногу на желтое.
Анжольрас открывает четвертое пиво.
*
Время подбирается к двум, когда Курфейрак наконец открывает текилу и предлагает сыграть в «Я никогда».
- Я никогда не был влюблен в принцессу, шикарно управляющуюся со скейтом, - провозглашает он, глядя на Эпонину, и тут же опустошает стакан.
- Эй, я не буду играть, - рокочет Баорель. – Анжольрас все равно нас всех сделает, кам он, чуваки, это вообще не круто.
Эпонина закатывает глаза, облокачивается на Грантера, терзающего первую бутылку пива, и предлагает лучше сыграть в бутылочку.
- О да, - с энтузиазмом подхватывает Курфейрак, для пущей убедительности делая крепкий глоток из собственноручно открытой бутылки. Эпонина даже не смотрит на него, но в уголках ее губ Анжольрас замечает улыбку.
- Только если Анжольрас тоже, - непреклонно заявляет Комбефер и тут же пьяно хихикает. Ящик пива давно пал смертью храбрых. – Анжольрас обязан сыграть, понятно?
- АН-ЖОЛЬ-РАС! – скандирует привалившийся к дивану Баорель, его подхватывают Фейи, Мюзикетта и почему-то Козетта, Прувер умоляюще смотрит из-под ресниц, и Анжольрас сдается и кивает.
Грантер рассматривает рисунок на обоях, но покорно садится в круг, когда Эпонина тянет его за рукав.
*
«Этого не может быть», - думает Анжольрас сквозь пьяную муть, когда Эпонина медленно наклоняется к Грантеру и целует его в уголок губ.
Не может быть. Он бы заметил. Эпонина дружит с Грантером, но любит она Мариуса, это все знают, все, кроме Козетты, хотя Козетта обязана знать тоже, она ведь такая чуткая и просто не может не понять, но Грантер сказал о «свидании», и –
Бутылочное горлышко застывает, указывая на него.
Грантер шумно втягивает воздух сквозь зубы.
Тишина, повисшая в комнате, хрусткая и холодная, как свежевыпавший снег.
- Не повезло, Аполло, - шепчет Грантер, наклоняясь вперед. – Придется потерпеть. Не волнуйся.
- Я не... – начинает Анжольрас, но слова застывают у него в горле, когда Грантер встает на колени и тянется к нему через бутылочный круг.
- Не волнуйся, - повторяет Грантер, перехватывает его неизвестно как взлетевшую руку, и Анжольрас закрывает глаза.
Он ждет властную ладонь на своей шее, путающиеся в волосах пальцы, ждет, как его губы заставят раскрыться под жадным, отчаянным, бесцеремонным поцелуем, будет поцелуй-укус, чужой язык, проходящийся по зубам и заставляющий их разжаться, жар, сила и бесцеремонность, привкус пива и табака, губы, влажные от слюны, и тяжелое дыхание в распахнутый рот. Не то чтобы Анжольрас представлял, но боже, уже почти год, целый год, и это совершенно невыносимо – и он тянет руку, зажатую в ладони Грантера, хочет вырваться, готовится оттолкнуть, вцепиться в волосы, удержать –
А губы Грантера легко, почти невесомо касаются его напрягшихся пальцев. И замирают.
Всего два удара сердца, и Анжольрас все еще ждет; ждет, что губы на его костяшках дрогнут, рука Грантера дернет его вперед, поймает и вцепится в плечо, оставляя синяки, а губы – жесткие, обветренные, шершавые, неожиданно нежные – наконец коснутся его губ.
Но Грантер отстраняется, и Анжольрас, вздрогнув от вдруг налетевшего холода, открывает глаза.
- Ну вот и все, - почти виновато шепчет Грантер, глядя на него из-под диких кудрей, ослепляя улыбкой.
Его рука дрожит вокруг пальцев Анжольраса.
Анжольрасу становится нечем дышать.
- Все, - повторяет Грантер, отводя взгляд, отпуская его, разжимая пальцы.
И в хрупкой, затаившейся тишине, под направленными на них взглядами, Анжольрас не выдерживает. И хватает Грантера за ворот жилетки, притягивая к себе.
- Нечестно, - выдыхает он в удивленно раскрывшиеся губы.
А потом Грантер, ошеломленный, почти испуганный, стонет ему в рот.
Анжольрас знает, что целуется плохо. Господи, да он не умеет, совершенно ничего не умеет, но Грантер выгибается под его руками, всхлипывает, принимая его язык, и отвечает остервененно, почти с отчаянием. Щетина на его подбородке колет Анжольрасу пальцы, мир расплывается, делая все, кроме горячего рта под его губами, бессмысленным и неважным, рука Грантера обвивается вокруг его шеи, щекочет и гладит, и Анжольрас тянется вперед, прикусывая покорно подставленную нижнюю губу, чужое сердце заполошно бьется под его ладонью, и –
Руки Грантера упираются в его плечи, удерживая, отстраняя. Анжольрас облизывает губы.
- Теперь точно все, - гортанно отмечает Грантер, избегает его взгляда, хлопает себя по бедрам, вскакивает, как подорванный. – Я курить. Не скучайте, ребята.
Когда он скрывается на балконе, Козетта громко переводит дыхание. Комбефер нервно откашливается.
- Твоя очередь, Анжольрас, - хрипло напоминает Курфейрак.
Анжольрасу жарко и плохо, ему нужен воздух, и Грантер – чертов Грантер, разболтанный, необязательный, лживый и прекрасный – исчезает за дверным косяком, даже не обернувшись.
Горлышко бутылки указывает на его опустевшее место.
*
- Никакого Слендермена, - строго говорит Анжольрас, переждав соловьиный щебет Козетты в трубку взволновавшемуся папочке. – Уже три часа ночи. Мы идем спать.
То есть, спать идут все, кроме Жоли, Боссюэ и Мюзикетты. Те уединились в спальне отца Козетты полчаса назад, и из телефонного разговора Анжольрас расслышал достаточно, чтобы, понять, что полицейские камеры превосходно работают, а хозяин спальни чрезвычайно недоволен.
- Нет, не идем, - пьяно бормочет Курфейрак, пытаясь поймать руку Эпонины, - Мы же только начали. Давайте посмотрим ужастик!
- Да, - с энтузиазмом подхватывает Мариус. – Самый жуткий. Жутчайший.
Пять минут назад Козетта вышла из ванной в шелковой пижамке, короткие шортики и маечка с кружевами, и Мариус даже забыл об убийственных ревнивых взглядах в сторону друзей. Баорель беззастенчиво пользуется его забывчивостью, а Курфейрак глупо таращится на позаимствовавшую у Козетты пижаму Эпонину.
Грантер, кажется, решил спать на балконе.
- Давайте, - соглашается Анжольрас. – Эпонина. Приведи Грантера.
Комбефер, задремавший на раскладном кресле, загадочно улыбается сквозь сон.
*
«Глупо», - думает Анжольрас.
Уж точно в его мыслях не проскальзывает «Наконец-то». И никаких вариаций на тему.
Но вообще-то Анжольрас прожил всю свою жизнь, стараясь не врать себе.
И достаточно долго игнорировал очевидное, чтобы выдержать – это.
Грантер – теплые ладони, мягкий смех, дьявольский ум под шутовской маской, жилистое загорелое тело, воплощенная чувственность, - этот Грантер раз за разом заставляет вспоминать о Древней Греции, напоминает Анжольрасу о невозможных, горячих вещах, взбаламучивает реальность, заставляя желать –
Желать того, чего Грантер, очевидно, никогда не собирался предлагать серьезно.
Анжольрас рассматривает тонущую в тенях гостиную, вслушивается в музыкальный храп Баореля, тихое, размеренное дыхание Комбефера, слышит, как ворочается Фейи, пытаясь заснуть. Курфейрак, которого пять минут назад выгнали из спальни девочек и Мариуса, шумно устраивается в спальном мешке, бормоча что-то о зубной пасте и сюрпризах.
У отца Козетты на полках нашелся почти целый туристический магазин. Как будто он готовился к ночевкам под открытым небом. Хотя Козетта никогда не ходила в походы.
Анжольрас знает, что Грантер за его спиной не спит.
Знает наверняка, потому что сам он не может уснуть тоже.
Они жмутся на узком диване, соприкасаются спинами, стараясь не двигаться. Грантер дышит сбивчиво и глубоко, Анжольрас чувствует его нервозность разгоряченной кожей.
- Не будь идиотом, - шипит Анжольрас. – Так ты запросто спихнешь меня на пол, как только заснешь.
- Никогда, Аполло, - почти неслышно отвечает замерший Грантер. – Даже во сне. И не притворяйся, будто удивлен. Ты же все понимаешь.
Анжольрас не понимает ничего, голову ведет от безрассудно выпитого за вечер, а шутки Грантера – бога ради, никто не стал бы шутить целый год, если бы речь шла о чем-то серьезном, но если...
- Серьезно, - шепчет Анжольрас, вслепую тянется назад, оборачивая безжизненную руку Грантера вокруг своей талии. – Нам надо поспать.
- Уверен? – выдыхает Грантер ему в шею. Анжольрас дрожит – одеяла им не досталось, ранняя весна холодом врывается в открытую форточку.
- Уверен, - отвечает он, сжимая ладонь поверх кисти Грантера.
В дальнем углу комнаты Курфейрак многозначительно покашливает.
Анжольрас наблюдательный. Он заметил осторожные взгляды Прувера, перехватил обрывки разговора, а еще он, конечно, не Комбефер, но гуглить умеет неплохо. Статьи об аресте Тернадье, датированные прошлой субботой, вываливаются на него с экрана телефона, и странно, что одержимый Курфейрак до сих пор ничего не знает, но...
Но на самом деле Анжольрасу плевать. У Грантера есть оправдание, пусть даже Анжольрасу пришлось самому его откапывать, но вот в чем проблема.
Если бы оправдания не было, это ровным счетом ничего бы не изменило. И уже не изменит.
Анжольрас, привыкший к нервной бессоннице и постоянному напряжению, почти мгновенно засыпает, стоит только Грантеру перевести руку на его сердце.
*
Утро, глядящее из окон – смазанное, расплывчатое, как будто не до конца реальное. Анжольрас осторожно выпутывается из обьятий Грантера, передергивается от утреннего холода и, осторожно лавируя между спящими друзьями, пробирается на кухню. У Фейи на щеках зубной пастой нарисованы размазавшиеся за ночь крылья, Курфейрак щеголяет завитыми усиками, а Комбефер – шрамом в форме молнии на лбу.
Он по привычке делает кофе на двоих, оставляет на столе дымящуюся изящную фарфоровую чашечку и тихо прокрадывается на балкон.
Воздух наконец-то пахнет весной.
Он не должен думать о руках Грантера, не может позволять себе отвлекаться, но небо – бездонное, вечное небо светлеет, наливается лазурью с каждым глотком, просыпающееся солнце цепляется за скошенные крыши, путается в проводах, смешливо мерцает, укутывая Париж абрикосовым сиянием.
- Ранняя пташка, - хмыкает Грантер за его плечом. – Хорошо спал, Аполло?
Анжольрас улыбается бездонному небесному куполу, откидывает голову, позволяя ветру поиграть с его волосами. Он не может вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким отдохнувшим, когда солнце светило так ярко, но сейчас, в эту секунду, это совершенно не важно.
- Твоя была идея? – мягко спрашивает он.
- Вообще-то Комбефера, - серьезно отвечает Грантер, подходя ближе. Он облокачивается о витые перила узкого балкончика, втягивает носом воздух с блаженной улыбкой, и старается не коснуться Анжольраса локтем. – Курфейрак поддержал. И все остальные. А я... Аполло, ты бы себя видел. Еще немного – и ты бы перегорел. Я просто...
- В следующий раз, - перебивает Анжольрас, из последних сил стараясь удерживать голос строгим, - совсем не обязательно поджигать нашу квартиру.
Грантер оборачивается к нему, расплывается в осторожной улыбке, бездумно теребит все еще незажженную сигарету.
- Осторожней, Аполло. Так ведь глядишь – и однажды ты согласишься со мной выпить, - предостерегающе тянет он, но голос у него под напускной насмешкой охрипший и серьезный.
Где-то на крышах чирикают вернувшиеся в город птицы.
- Есть нечто ужасное в священном чувстве любви, - говорит Анжольрас прекрасному весеннему небу, изо всех сил сдерживая улыбку.
- Оно столь исключительно, что заставляет пожертвовать всем, без сострадания, без страха, пренебрегая мнением людей, - хрипло отзывается Грантер.
Анжольрас оборачивается к нему.
- Сегодня вечером, - говорит он, и сердце в груди колотится быстро и жарко, выбивая ритм будущего. – Если ты не против послушать о Революции.
И Грантер ему улыбается.
*
Примечание: "Есть нечто ужасное в священном чувстве любви к отечеству: оно столь исключительно, что заставляет пожертвовать всем, без сострадания, без страха, пренебрегая мнением людей, во имя общественного блага". - Луи Антуан Сен-Жюст. Мальчики его переиначивают.
@темы:
Les Mis,
дятел клавиатуры,
над конопляной поляной
-
-
20.04.2013 в 14:50-
-
20.04.2013 в 15:47ПРОСТО
КОСМОС
у меня просто слов нет чтобы сказать о том, насколько это охуенно
-
-
21.04.2013 в 00:28-
-
21.04.2013 в 15:16грантер поджег партер спасибо.
курфейрак не стой как рак,
-
-
21.04.2013 в 22:45-
-
21.04.2013 в 22:49КОНЕЧНО ИМЕЕШЬ
ИМЕЕШЬ ВСЕ ПРАВА В МИРЕ
И СКОРО ПОЛУЧИШЬ
-
-
22.04.2013 в 18:08у меня не хватает словарного запаса, чтобы выразить, насколько это потрясающий текст
такой теплый, от каждого абзаца только сильнее хочется в него завернуться как в одеялко, и не вылезать
хотела сначала цитировать, но потом поняла, что тогда надо цитировать весь текст
отдельное спасибо за "затененного" друга козеттиного отца
словом, Я ХОЧУ НОСИТЬ ВАС НА РУКАХ МОЖНО Я ВАС НЕМНОГО ПОНОШУ?
-
-
23.04.2013 в 23:46часть радуг отходит тебе, потому что заявка на текстик про квартиру тогда меня так упорола, что вот
-
-
14.05.2013 в 03:00-
-
14.05.2013 в 04:15