Зачем я люблю котят. Лучше бы я любил колбасу. (с)
По традиции, стащу к себе, раз деанон. Два-в-одном, и на этот раз даже без порно. Пфффр.
5.2, E x R в супермаркете. Анжольрас выбирает огурцы и прочие овощи интересной формы. Юст Грантера.
Для разнообразия плохо не Грантеру, а окружающим.Анжольрас обхватил ладонью картонный стаканчик с кофе и, не отрывая пылающего праведным гневом взгляда от Грантера, несколько раз размеренно двинул рукой. Картонный манжет под напрягшимися пальцами огладил белые стенки – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Грантер, как загипнотизированный следивший за движениями запястья, медленно облизнулся и поправил темные очки.
- Почему, - загробным голосом вопросил Жеан, - за что?
- Что тебе не нравится, - хмыкнул Курфейрак, - Это же наша курсовая работа. Наша Супер-работа. Прилетела к нам прямо с Криптона на крыльях справедливолюбивой… любви.
Анжольрас, потеребив зубами нижнюю губу, наконец оставил в покое манжет. Грантер, ухмыляясь и ритмично поглаживая ремень сумки, что-то ему говорил. Анжольрас нахмурился и начал оглаживать край пластиковой крышки указательным пальцем, размазывая молочные капли.
- Я не буду писать курсовую про то, что нашим друзьям надо потрахаться! – прошипел Жеан, морщась при виде того, как Анжольрас, избавившись от пластиковой крышечки, собрал с бортов стакана молочную пену, не отрывая глаз от Грантера. – А если он сейчас оближет палец, меня стошнит.
Анжольрас, сверля блестящие от слюны губы Грантера убийственным взглядом, отстраненно провел пальцем по губам, пачкая их молочной пенкой. Грантер облизнулся, круговыми движениями оглаживая крышку своего стакана.
- Гадость, - простонал Жеан, утыкаясь лицом в ладони.
- Сублимация, - довольно поправил его Курфейрак.
Отличная оценка была у них в кармане. Курфейрак знал, что спецкурс по психологии был идеальным вариантом. Черт возьми, кто еще мог похвастаться другом, настолько слепым и настолько искренне увлеченными социальной несправедливостью?
*
- … самые уязвимые к шовинистическим настроениям, и поэтому наша следующая кампания –
- Эй, любовь моя, а как насчет мизандрии? – прервал Анжольраса Грантер, поигрывая бровями. – Я бесценный источник информации, между прочим, и мне надоело, что меня объективизируют! Ну, то есть, я хорош, не поспоришь, но разве мой шикарный зад – это достойная причина игнорировать мой внутренний мир?
Анжольрас, сверкнув яростным взглядом, свернул листы с заготовленной речью в трубочку и резко провел по ним сомкнутой в кольцо рукой – вверх-вниз, вверх-вниз, впиваясь ногтями в собственную ладонь. Грантер – омерзительно – обвел языком колпачок зажатой во рту ручки и ухмыльнулся. Анжольрас сжал руку сильнее и большим пальцем провел по краю трубочки, отсчитывая ногтем листы. Грантер закашлялся, отводя глаза. Анжольрас удивленно приподнял бровь.
- Он не понимает, - влажно прошипел Жеан на ухо Курфейраку, - Он действительно не понимает!
Курфейрак вздохнул, глядя, как Анжольрас оглаживает бумажную трубочку двумя руками.
- Объект не отдает себе отчета в природе своих действий, - шепнул он в ответ, - Как и, ээ, объект вожделения исследуемого объекта.
- Объект вожделения, - ядовито процедил Жеан, - прекрасно интерпретирует сигналы. Только не позволяет себе принять их за истину.
Грантер притянул к себе бутылку колы и, не отводя взгляда от Анжольраса, самым непристойным образом обвел горлышко языком. Анжольрас кашлянул, стиснул бумажную трубочку у основания и свободным концом постучал по своим губам. Грантер, как раз отхлебнувший колу, подавился. Анжольрас заботливо похлопал его по спине, разглядывая его из-под ресниц.
Жеан ударился лбом о стол. Курфейрак сочувственно погладил его по плечу, выбирая из «Анатомии человеческой деструктивности» подходящую цитату.
*
- Нельзя же быть такими тупыми, - неверяще прошептал Жеан, вцепляясь в запястье Курфейрака. – Серьезно. Даже Мариус все понял! Даже Козетта!
Козетта, действительно, хихикала, шепча что-то на ухо Мариусу, то и дело бросая лукавые взгляды на Анжольраса. Мариус, остекленевшими глазами уставившийся на Грантера, медленно заливался очаровательным оттенком зеленого. Жеан очень ему сочувствовал.
Анжольрас, глядя прямо на Грантера, сжимал древко своего плаката – и не просто сжимал, а оглаживал его ладонями, скользил по нему, как будто подыскивал правильную позицию. Грантер, красный и злой, поставил свой плакат («МЕНЯ БЕСИТ ВСЕ, КРОМЕ ТВОЕЙ КЛАССНОЙ ЗАДНИЦЫ», неряшливый, но аккуратно закрепленный на длинной, ровной, круглой ручке) на землю и покачивался, размеренно подаваясь бедрами в картон. Анжольрас, порозовев, наконец оторвал взгляд от его пальцев, обхвативших верхнюю перекладину плаката, и с яростью и поистине революционным пылом начал говорить. Его голос дрожал в особых местах – «поставить на место», и «те, кому все равно», и «сила», и «они увидят», - и Грантер, конечно, вздрагивал в такт.
- Просто пригласи его, чувак, - простонал Курфейрак, глядя, как Грантер залезает на импровизированную сцену (на самом деле, просто на бордюр) рядом с Анжольрасом.
Жеан тяжело вздохнул.
- Давай скажем им? – предложил он.
Анжольрас, бросив косой взгляд на Грантера, медленно расстегнул пиджак, стянул его и отбросил в сторону. Грантер уселся на бордюр и устроил свой плакат у себя между ног. Вертикально.
- Нельзя, - вздохнул Курфейрак, морщась, как от зубной боли. – Это наблюдение. Мы наблюдаем. Нельзя вмешиваться в процесс.
*
- И сейчас нельзя вмешиваться? – простонал Жеан, когда Анжольрас, презрительно взглянув на маленькие огурцы, бросил взгляд на Грантера и потянулся к длинноплодным.
- Нельзя, - откликнулся Курфейрак дрожащим голосом, мужественно наблюдая, как Анжольрас ощупывал затянутый в прозрачную пленку огурец, провел указательным пальцем по всей длине, задумчиво взвесил на ладони и облизал губы (привет, оральная фиксация). Грантер, откровенно пялясь, снес коляской рекламный стенд. Анжольрас вздрогнул от грохота, выпустил огурец, будто обжегшись, и, старательно не смотря на Грантера, потянулся к помидорам.
Шел третий месяц наблюдения.
Пальцы Грантера судорожно стиснули ручку коляски, когда Анжольрас взял в ладонь два помидора, потер их друг о друга, чуть сжал и потер большим пальцем местечко, где они соприкасались.
Жеан заскулил. Курфейрак кашлянул.
Грантер прикусил губу. Взгляд у него стал совершенно дикий.
- Там, - обреченно пробормотал Жеан, - там дальше еще кабачки. И баклажаны. И морковь. И груши. И багеты. И –
Анжольрас задумчиво обернулся и посмотрел на бананы.
- Все, - решительно сказал Жеан. – Они будут есть бананы и смотреть друг другу в глаза, и этого я точно не переживу.
- Да ладно, - неуверенно возразил Курфейрак. – Не может все быть настолько плохо.
Анжольрас придирчиво осмотрел бананы (ощупал, огладил, Грантер подавился воздухом, все как и ожидалось, они уже могут предсказывать поведение объектов, это же хорошо, верно?), выбрал связку с самыми длинными и толстыми и решительно бросил в коляску. Грантер уставился на бананы таким взглядом, будто жаждал их убить.
Курфейрак обладал поистине живым воображением. Видение Грантера, облизывавшего кончик банана и медленно обхватывающего его губами, вдруг предстало перед ним со всей ужасающей яркостью.
- Ты же знаешь, что так и будет, - мрачно кивнул Жеан, наблюдавший за его лицом. – Хочешь посмотреть, как Анжольрас сублимирует минет?
- Господи, нет, - простонал Курфейрак. Но, разумеется, представил.
Это было даже хуже, чем тот раз, когда он застукал за сексом родителей.
- Все, - повторил Жеан. – Данных нам на три курсовых хватит, - и решительно направился к Грантеру.
Курфейрак не стал его останавливать. Он прикидывал, сколько текилы понадобится, чтобы стереть из мозга Анжольраса, раскрытым ртом наклоняющегося к банану.
*
Для того, чтобы восстановить пошатнувшееся психическое здоровье, Курфейраку понадобилась целая бутылка текилы и убийственное похмелье. Курсовую они защитили с блеском – показав для начала Комбеферу, который, глазом не моргнув, внес несколько дополнений, неодобрительно отметил слишком очевидный выбор объектов для наблюдения, но похвалил комплексность выводов. И даже не посочувствовал. Конечно, ему-то не приходилось несколько месяцев обращать на этот разврат внимание.
Грантер послушал Жеана (тот мог быть весьма убедителен, особенно когда напускал на себя суровый научный вид), вспомнил о своих яйцах и пригласил Анжольраса на свидание. Тому хватило наглости выглядеть ошеломленным, но хватило мозгов согласиться. Сублимации – и страданиям окружающих и, главное, страданиям Курфейрака – пришел конец. Счастливый конец.
А через две недели, на новогодней вечеринке, куда Анжольрас с Грантером – наконец-то, два придурка, Жеан, шампанское с меня, - пришли вместе, Курфейрак не успел почуять опасность и вовремя отвернуться.
Он думал, что с сублимацией покончено.
Он не учел, что на смену сублимации должен был прийти флирт.
Когда Грантер, глядя в глаза Анжольрасу и улыбаясь краем губ, облизнулся и поднес ко рту очищенный банан, Курфейрак мысленно закричал.
Анжольрас, поглаживавший бокал с шампанским – вверх-вниз, вверх-вниз – прихватил нижнюю губу зубами.
Грантер подмигнул ему, проводя бананом по губам. И открыл рот.
Курфейрак готов был поклясться, что услышал мысленный крик Жеана.
и!
*тамтамтам, жалкое подобие барабанной дроби*
5.3, Прувер/Жоли. События главы "Конец стихам Жана Прувера".
безысходностьОни отбились, отстояли, и радость пьянила, кружила голову; Мариус, сияющее отражение их общей надежды, с головы до ног облитый этой нежданной победой, как сладким сиропом, пылающий решимостью, как костер, стоял посреди радостного вихря, покачивался от хлопков по плечу, глупо улыбался, уставившись в пространство. Ему на месте сочиняли оды (в основном Гаврош, и в основном не слишком прииличные); ему кивнул Анжольрас, строгий и бледный, кивнул и отступил, признав его лидером.
Жоли хотел бы подойти, прикоснуться, поздравить, похвалить, - но облегчение было слишком сильным. Он прислонился к стене, чувствуя, как дрожат колени, и сжал дуло мушкета - так, как когда-то сжимал трость. Вдох, выдох, каменная кладка царапает пальцы, вдох, все хорошо, они пережили, выдох. Жеан, конечно, там, среди ликующей толпы - он сильный, сильный и храбрый, не чета Жоли, расклеившемуся из-за пары выстрелов. Скоро толпа расступится, победа уляжется, и Жеан подойдет к нему - он не будет осуждать, не будет смеяться, конечно, нет, он просто прижмется лбом к его лбу - Анжольрас отвернется, сделав вид, что изучает укрепления, Комбефер опустит глаза, а остальные уйдут в кафе. Жоли обнимет его - как обнимал сотни раз, почувствует под пальцами грубую ткань жилета, напрягшиеся лопатки, щекочущие волосы, теплую кожу на шее; Жоли обнимет его, проведет рукой по спине, потрется носом о его нос, и Жеан забавно сморщится, и в его серых глазах под светлыми ресницами будут плясать привычные зеленоватые искорки.
Скоро. Нужно только подождать.
Вскоре толпа вокруг Мариуса поредела - слишком скоро, на самом-то деле, слишком быстро для такого подвига, для первой победы. Воздух, холодный и колкий, обжигал горло с каждым вдохом, - истерия, да, а может, он все-таки подхватил насморк, а это - первые признаки ангины. Жеан приложит сухую узкую ладонь к его лбу, улыбнется, скажет, как обычно, "Ты слишком много волнуешься", и ему сразу станет лучше. Как всегда. Нужно просто подождать. Сейчас Жеан, наверное, был занят. Помогал переносить убитых.
Улица опустела, когда колени наконец перестали дрожать. Жоли глубоко вдохнул, отлепляясь от стены (вдохнул носом, и все-таки никакого насморка, слава богу, хотя наступающая ночь, конечно, на удивление холодная, зато руки у Жеана все время теплые, ну где же он, неужели он не знает, как страшно ждать), и шагнул на развороченную - декольтированную, конечно, интересно, слышал ли Жеан, ему бы понравилось, обязательно нужно будет ему сказать, - мостовую. В голове стучало выпитое днем вино (все-таки пить с Грантером непросто, бедняга в последнее время сам на себя не похож). Но это было не важно, нужно было только дойти до кафе - Жеан, конечно, не смог оставить раненых, он сидит там, сжимая чью-то руку, бормочет колыбельную на итальянском своим мелодичным голосом, и раненый и не поймет, что это Дантов "Ад", - Жеан просто забыл о нем, не нашел среди раненых и убитых и успокоился, уделил внимание тем, кто в нем нуждается, и разве не за это Жоли его полюбил?
Не за это, конечно. Но это, эту его любовь к миру, его сочувствие и чуткость, Жоли полюбил в нем тоже.
Когда Курфейрак, бледный, как труп, налетел на него у порога кафе, Жоли с трудом удержал равновесие.
- Слава богу, - выдохнул Курфейрак, вцепившись в его плечи, и обернулся, крича через плечо: - Анжольрас! Он здесь! Жоли! А Прувер -
"Прувер так беспокоился", - успел закончить за него Жоли, прежде чем Курфейрак осекся и нахмурился, оглядывая улицу.
- Прувер... - начал он, вопросительно вглядываясь в лицо Жоли, и мир моментально перестал вращаться. Время застыло. Кажется, Комбефер верил, что такое бывает. Нужно будет сказать ему, что это правда.
- Нет, - выдохнул Жоли. - Нет, нет, нет.
"Он же с ранеными", - хотел сказать он. Но не успел.
За баррикадой, в конце улицы, раздалось многозначительное бряцанье оружия.
"Нет", - не успел сказать Жоли.
"Стойте! У нас ваш сыщик!" - не успел крикнуть Курфейрак.
- Да здравствует Республика! Да здравствует будущее! - прокричал Жеан. Он успел, и голос его был бодрым и звонким, как в те дни, когда они гуляли в Булонском лесу, и Жеан напевал только что придуманную песенку о весне. Когда все только начиналось. Когда они только начинались.
Мелькнула молния, и грянул залп.
Жоли умер в ту же секунду.
Когда на следующий день пуля пронзила его сердце, оно, пустое и безжизненное, трухой осыпалось внутрь грудной клетки. Почти половину суток его тело ходило, двигалось, даже читало стихи, пока он был мертв.
Оказывается, это возможно.
"Надо было рассказать об этом Комбеферу", - подумал Жоли в ту долю секунды, что отделяла его от смерти.
Упавший солдат, истекающий кровью, пронзил грудь наклонившегося помочь Ферра штыком.
Но этого Жоли уже не увидел.
5.2, E x R в супермаркете. Анжольрас выбирает огурцы и прочие овощи интересной формы. Юст Грантера.
Для разнообразия плохо не Грантеру, а окружающим.Анжольрас обхватил ладонью картонный стаканчик с кофе и, не отрывая пылающего праведным гневом взгляда от Грантера, несколько раз размеренно двинул рукой. Картонный манжет под напрягшимися пальцами огладил белые стенки – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Грантер, как загипнотизированный следивший за движениями запястья, медленно облизнулся и поправил темные очки.
- Почему, - загробным голосом вопросил Жеан, - за что?
- Что тебе не нравится, - хмыкнул Курфейрак, - Это же наша курсовая работа. Наша Супер-работа. Прилетела к нам прямо с Криптона на крыльях справедливолюбивой… любви.
Анжольрас, потеребив зубами нижнюю губу, наконец оставил в покое манжет. Грантер, ухмыляясь и ритмично поглаживая ремень сумки, что-то ему говорил. Анжольрас нахмурился и начал оглаживать край пластиковой крышки указательным пальцем, размазывая молочные капли.
- Я не буду писать курсовую про то, что нашим друзьям надо потрахаться! – прошипел Жеан, морщась при виде того, как Анжольрас, избавившись от пластиковой крышечки, собрал с бортов стакана молочную пену, не отрывая глаз от Грантера. – А если он сейчас оближет палец, меня стошнит.
Анжольрас, сверля блестящие от слюны губы Грантера убийственным взглядом, отстраненно провел пальцем по губам, пачкая их молочной пенкой. Грантер облизнулся, круговыми движениями оглаживая крышку своего стакана.
- Гадость, - простонал Жеан, утыкаясь лицом в ладони.
- Сублимация, - довольно поправил его Курфейрак.
Отличная оценка была у них в кармане. Курфейрак знал, что спецкурс по психологии был идеальным вариантом. Черт возьми, кто еще мог похвастаться другом, настолько слепым и настолько искренне увлеченными социальной несправедливостью?
*
- … самые уязвимые к шовинистическим настроениям, и поэтому наша следующая кампания –
- Эй, любовь моя, а как насчет мизандрии? – прервал Анжольраса Грантер, поигрывая бровями. – Я бесценный источник информации, между прочим, и мне надоело, что меня объективизируют! Ну, то есть, я хорош, не поспоришь, но разве мой шикарный зад – это достойная причина игнорировать мой внутренний мир?
Анжольрас, сверкнув яростным взглядом, свернул листы с заготовленной речью в трубочку и резко провел по ним сомкнутой в кольцо рукой – вверх-вниз, вверх-вниз, впиваясь ногтями в собственную ладонь. Грантер – омерзительно – обвел языком колпачок зажатой во рту ручки и ухмыльнулся. Анжольрас сжал руку сильнее и большим пальцем провел по краю трубочки, отсчитывая ногтем листы. Грантер закашлялся, отводя глаза. Анжольрас удивленно приподнял бровь.
- Он не понимает, - влажно прошипел Жеан на ухо Курфейраку, - Он действительно не понимает!
Курфейрак вздохнул, глядя, как Анжольрас оглаживает бумажную трубочку двумя руками.
- Объект не отдает себе отчета в природе своих действий, - шепнул он в ответ, - Как и, ээ, объект вожделения исследуемого объекта.
- Объект вожделения, - ядовито процедил Жеан, - прекрасно интерпретирует сигналы. Только не позволяет себе принять их за истину.
Грантер притянул к себе бутылку колы и, не отводя взгляда от Анжольраса, самым непристойным образом обвел горлышко языком. Анжольрас кашлянул, стиснул бумажную трубочку у основания и свободным концом постучал по своим губам. Грантер, как раз отхлебнувший колу, подавился. Анжольрас заботливо похлопал его по спине, разглядывая его из-под ресниц.
Жеан ударился лбом о стол. Курфейрак сочувственно погладил его по плечу, выбирая из «Анатомии человеческой деструктивности» подходящую цитату.
*
- Нельзя же быть такими тупыми, - неверяще прошептал Жеан, вцепляясь в запястье Курфейрака. – Серьезно. Даже Мариус все понял! Даже Козетта!
Козетта, действительно, хихикала, шепча что-то на ухо Мариусу, то и дело бросая лукавые взгляды на Анжольраса. Мариус, остекленевшими глазами уставившийся на Грантера, медленно заливался очаровательным оттенком зеленого. Жеан очень ему сочувствовал.
Анжольрас, глядя прямо на Грантера, сжимал древко своего плаката – и не просто сжимал, а оглаживал его ладонями, скользил по нему, как будто подыскивал правильную позицию. Грантер, красный и злой, поставил свой плакат («МЕНЯ БЕСИТ ВСЕ, КРОМЕ ТВОЕЙ КЛАССНОЙ ЗАДНИЦЫ», неряшливый, но аккуратно закрепленный на длинной, ровной, круглой ручке) на землю и покачивался, размеренно подаваясь бедрами в картон. Анжольрас, порозовев, наконец оторвал взгляд от его пальцев, обхвативших верхнюю перекладину плаката, и с яростью и поистине революционным пылом начал говорить. Его голос дрожал в особых местах – «поставить на место», и «те, кому все равно», и «сила», и «они увидят», - и Грантер, конечно, вздрагивал в такт.
- Просто пригласи его, чувак, - простонал Курфейрак, глядя, как Грантер залезает на импровизированную сцену (на самом деле, просто на бордюр) рядом с Анжольрасом.
Жеан тяжело вздохнул.
- Давай скажем им? – предложил он.
Анжольрас, бросив косой взгляд на Грантера, медленно расстегнул пиджак, стянул его и отбросил в сторону. Грантер уселся на бордюр и устроил свой плакат у себя между ног. Вертикально.
- Нельзя, - вздохнул Курфейрак, морщась, как от зубной боли. – Это наблюдение. Мы наблюдаем. Нельзя вмешиваться в процесс.
*
- И сейчас нельзя вмешиваться? – простонал Жеан, когда Анжольрас, презрительно взглянув на маленькие огурцы, бросил взгляд на Грантера и потянулся к длинноплодным.
- Нельзя, - откликнулся Курфейрак дрожащим голосом, мужественно наблюдая, как Анжольрас ощупывал затянутый в прозрачную пленку огурец, провел указательным пальцем по всей длине, задумчиво взвесил на ладони и облизал губы (привет, оральная фиксация). Грантер, откровенно пялясь, снес коляской рекламный стенд. Анжольрас вздрогнул от грохота, выпустил огурец, будто обжегшись, и, старательно не смотря на Грантера, потянулся к помидорам.
Шел третий месяц наблюдения.
Пальцы Грантера судорожно стиснули ручку коляски, когда Анжольрас взял в ладонь два помидора, потер их друг о друга, чуть сжал и потер большим пальцем местечко, где они соприкасались.
Жеан заскулил. Курфейрак кашлянул.
Грантер прикусил губу. Взгляд у него стал совершенно дикий.
- Там, - обреченно пробормотал Жеан, - там дальше еще кабачки. И баклажаны. И морковь. И груши. И багеты. И –
Анжольрас задумчиво обернулся и посмотрел на бананы.
- Все, - решительно сказал Жеан. – Они будут есть бананы и смотреть друг другу в глаза, и этого я точно не переживу.
- Да ладно, - неуверенно возразил Курфейрак. – Не может все быть настолько плохо.
Анжольрас придирчиво осмотрел бананы (ощупал, огладил, Грантер подавился воздухом, все как и ожидалось, они уже могут предсказывать поведение объектов, это же хорошо, верно?), выбрал связку с самыми длинными и толстыми и решительно бросил в коляску. Грантер уставился на бананы таким взглядом, будто жаждал их убить.
Курфейрак обладал поистине живым воображением. Видение Грантера, облизывавшего кончик банана и медленно обхватывающего его губами, вдруг предстало перед ним со всей ужасающей яркостью.
- Ты же знаешь, что так и будет, - мрачно кивнул Жеан, наблюдавший за его лицом. – Хочешь посмотреть, как Анжольрас сублимирует минет?
- Господи, нет, - простонал Курфейрак. Но, разумеется, представил.
Это было даже хуже, чем тот раз, когда он застукал за сексом родителей.
- Все, - повторил Жеан. – Данных нам на три курсовых хватит, - и решительно направился к Грантеру.
Курфейрак не стал его останавливать. Он прикидывал, сколько текилы понадобится, чтобы стереть из мозга Анжольраса, раскрытым ртом наклоняющегося к банану.
*
Для того, чтобы восстановить пошатнувшееся психическое здоровье, Курфейраку понадобилась целая бутылка текилы и убийственное похмелье. Курсовую они защитили с блеском – показав для начала Комбеферу, который, глазом не моргнув, внес несколько дополнений, неодобрительно отметил слишком очевидный выбор объектов для наблюдения, но похвалил комплексность выводов. И даже не посочувствовал. Конечно, ему-то не приходилось несколько месяцев обращать на этот разврат внимание.
Грантер послушал Жеана (тот мог быть весьма убедителен, особенно когда напускал на себя суровый научный вид), вспомнил о своих яйцах и пригласил Анжольраса на свидание. Тому хватило наглости выглядеть ошеломленным, но хватило мозгов согласиться. Сублимации – и страданиям окружающих и, главное, страданиям Курфейрака – пришел конец. Счастливый конец.
А через две недели, на новогодней вечеринке, куда Анжольрас с Грантером – наконец-то, два придурка, Жеан, шампанское с меня, - пришли вместе, Курфейрак не успел почуять опасность и вовремя отвернуться.
Он думал, что с сублимацией покончено.
Он не учел, что на смену сублимации должен был прийти флирт.
Когда Грантер, глядя в глаза Анжольрасу и улыбаясь краем губ, облизнулся и поднес ко рту очищенный банан, Курфейрак мысленно закричал.
Анжольрас, поглаживавший бокал с шампанским – вверх-вниз, вверх-вниз – прихватил нижнюю губу зубами.
Грантер подмигнул ему, проводя бананом по губам. И открыл рот.
Курфейрак готов был поклясться, что услышал мысленный крик Жеана.
и!
*тамтамтам, жалкое подобие барабанной дроби*
5.3, Прувер/Жоли. События главы "Конец стихам Жана Прувера".
безысходностьОни отбились, отстояли, и радость пьянила, кружила голову; Мариус, сияющее отражение их общей надежды, с головы до ног облитый этой нежданной победой, как сладким сиропом, пылающий решимостью, как костер, стоял посреди радостного вихря, покачивался от хлопков по плечу, глупо улыбался, уставившись в пространство. Ему на месте сочиняли оды (в основном Гаврош, и в основном не слишком прииличные); ему кивнул Анжольрас, строгий и бледный, кивнул и отступил, признав его лидером.
Жоли хотел бы подойти, прикоснуться, поздравить, похвалить, - но облегчение было слишком сильным. Он прислонился к стене, чувствуя, как дрожат колени, и сжал дуло мушкета - так, как когда-то сжимал трость. Вдох, выдох, каменная кладка царапает пальцы, вдох, все хорошо, они пережили, выдох. Жеан, конечно, там, среди ликующей толпы - он сильный, сильный и храбрый, не чета Жоли, расклеившемуся из-за пары выстрелов. Скоро толпа расступится, победа уляжется, и Жеан подойдет к нему - он не будет осуждать, не будет смеяться, конечно, нет, он просто прижмется лбом к его лбу - Анжольрас отвернется, сделав вид, что изучает укрепления, Комбефер опустит глаза, а остальные уйдут в кафе. Жоли обнимет его - как обнимал сотни раз, почувствует под пальцами грубую ткань жилета, напрягшиеся лопатки, щекочущие волосы, теплую кожу на шее; Жоли обнимет его, проведет рукой по спине, потрется носом о его нос, и Жеан забавно сморщится, и в его серых глазах под светлыми ресницами будут плясать привычные зеленоватые искорки.
Скоро. Нужно только подождать.
Вскоре толпа вокруг Мариуса поредела - слишком скоро, на самом-то деле, слишком быстро для такого подвига, для первой победы. Воздух, холодный и колкий, обжигал горло с каждым вдохом, - истерия, да, а может, он все-таки подхватил насморк, а это - первые признаки ангины. Жеан приложит сухую узкую ладонь к его лбу, улыбнется, скажет, как обычно, "Ты слишком много волнуешься", и ему сразу станет лучше. Как всегда. Нужно просто подождать. Сейчас Жеан, наверное, был занят. Помогал переносить убитых.
Улица опустела, когда колени наконец перестали дрожать. Жоли глубоко вдохнул, отлепляясь от стены (вдохнул носом, и все-таки никакого насморка, слава богу, хотя наступающая ночь, конечно, на удивление холодная, зато руки у Жеана все время теплые, ну где же он, неужели он не знает, как страшно ждать), и шагнул на развороченную - декольтированную, конечно, интересно, слышал ли Жеан, ему бы понравилось, обязательно нужно будет ему сказать, - мостовую. В голове стучало выпитое днем вино (все-таки пить с Грантером непросто, бедняга в последнее время сам на себя не похож). Но это было не важно, нужно было только дойти до кафе - Жеан, конечно, не смог оставить раненых, он сидит там, сжимая чью-то руку, бормочет колыбельную на итальянском своим мелодичным голосом, и раненый и не поймет, что это Дантов "Ад", - Жеан просто забыл о нем, не нашел среди раненых и убитых и успокоился, уделил внимание тем, кто в нем нуждается, и разве не за это Жоли его полюбил?
Не за это, конечно. Но это, эту его любовь к миру, его сочувствие и чуткость, Жоли полюбил в нем тоже.
Когда Курфейрак, бледный, как труп, налетел на него у порога кафе, Жоли с трудом удержал равновесие.
- Слава богу, - выдохнул Курфейрак, вцепившись в его плечи, и обернулся, крича через плечо: - Анжольрас! Он здесь! Жоли! А Прувер -
"Прувер так беспокоился", - успел закончить за него Жоли, прежде чем Курфейрак осекся и нахмурился, оглядывая улицу.
- Прувер... - начал он, вопросительно вглядываясь в лицо Жоли, и мир моментально перестал вращаться. Время застыло. Кажется, Комбефер верил, что такое бывает. Нужно будет сказать ему, что это правда.
- Нет, - выдохнул Жоли. - Нет, нет, нет.
"Он же с ранеными", - хотел сказать он. Но не успел.
За баррикадой, в конце улицы, раздалось многозначительное бряцанье оружия.
"Нет", - не успел сказать Жоли.
"Стойте! У нас ваш сыщик!" - не успел крикнуть Курфейрак.
- Да здравствует Республика! Да здравствует будущее! - прокричал Жеан. Он успел, и голос его был бодрым и звонким, как в те дни, когда они гуляли в Булонском лесу, и Жеан напевал только что придуманную песенку о весне. Когда все только начиналось. Когда они только начинались.
Мелькнула молния, и грянул залп.
Жоли умер в ту же секунду.
Когда на следующий день пуля пронзила его сердце, оно, пустое и безжизненное, трухой осыпалось внутрь грудной клетки. Почти половину суток его тело ходило, двигалось, даже читало стихи, пока он был мертв.
Оказывается, это возможно.
"Надо было рассказать об этом Комбеферу", - подумал Жоли в ту долю секунды, что отделяла его от смерти.
Упавший солдат, истекающий кровью, пронзил грудь наклонившегося помочь Ферра штыком.
Но этого Жоли уже не увидел.
@темы: Les Mis, дятел клавиатуры
ТЫЫЫЫ
НЕ ОТКРЫВАЙ АЙМЕСС СЕЙЧАС ТУДА ПОЛЕТЯТ СЕРДЦА И ЛЮБОВЬ В ЗАШКАЛИВАЮЩЕМ КОЛИЧЕСТВЕ
ЭТО
ПЕРФЕКШН
однозначно
просто еще раз лучи любви, особенно за второе
АВТОР Я ВАС НЕЖНО ЛЮБИТЬ
ТАКОГО РЖАЧА ВЫ ЕЩЕ НЕ СЛЫШАЛИ, УВЕРЯЮ (фак, я даже читала ее раз 20)
обожаю эти лвощи, да черт, я полгода я не могла смотреть на батоны и бананы алекватно
неужто я теперь знаю кто написал эту чудесную укуренную вещь
ЛУЧИ ЛЮБВИ♥♥♥♥♥♥♥♥♥♥♥♥♥
Второе: эту главу не могла читать без слёз...