Зачем я люблю котят. Лучше бы я любил колбасу. (с)
И последняя.
3.4: Пять раз, когда Грантер говорил Анжольрасу, что любит его, и один раз, когда Анжольрас понял, что Грантер имел в виду.
5 + 15.
Когда Грантер открывает глаза, солнечный свет врезается в него, как грузовик, несущийся на полной скорости.
Лучше бы он вчера умер.
- Вот, - сурово смотрит на него безупречный Анжольрас, нависая над кроватью. И протягивает Грантеру высокий стакан с божественно шипящим, еще даже не до конца растворившимся алка-зельтцером.
- Чувак, я люблю тебя, - сипит Грантер.
Анжольрас раздраженно выдыхает. И помогает ему держать стакан.
Мешать абсент с пивом – точно была отвратительная идея. Спонтанный, жаркий и безумный союз, окончившийся отвратительным, убийственным утром.
Но, к счастью, на абсент с пивом можно многое списать.
И Анжольрас ни о чем не догадывается.
4.
Анжольрас тяжело дышит, утирает кровь с губы тыльной стороной ладони, раздраженно меряет шагами темный переулок.
- Зачем ты меня увел? Мы же только начали! Они заслужили –
- Конечно, заслужили, - спокойно говорит Грантер и ловит его за локоть, останавливая. – И мы им врезали. Ты же слышал полицию? Они бы забрали всех, а тебе не нужен еще один арест, это уже становится смешно.
Анжольрас фыркает, всем своим видом показывая, что ничего смешного не видит, но вырваться не пытается. Пальцы у него в крови, своей и чужой, костяшки разбиты, и если не продизенфицировать сейчас, возможно, потом придется ехать в больницу. Хорошо, что Жоли приучил их всегда носить с собой влажные салфетки и йодовый карандаш.
- Иди сюда, - говорит Грантер, тянет Анжольраса за собой, ближе к фонарю. – Я помогу.
Анжольрас недовольно сопит, пока Грантер осторожно стирает кровь.
- Утром позвоним в полицию, - мрачно говорит он, когда Грантер выбрасывает третью салфетку. – Убедимся, что их арестовали, и дадим показания. Такие люди не должны – ты вообще видел? Вшестером на одного парня, а он выглядел как школьник, теперь что, совсем нет понятия чести? Вот почему гомофобия отвратительна. Вот почему мы должны –
- Вот за это я тебя и люблю, - тихо перебивает его Грантер. Анжольрас морщится, когда он обводит ссадины йодом, и совсем не слушает его.
3.
Анжольрас нашел ее на улице, подобрал, безнадежно испортив кашемировый свитер, отнес в больницу и тратил все родительские деньги, чтобы ее не вышвырнули вон.
Девчонка умерла в тот самый день, когда они собрали всю сумму на операцию.
Грантер знал, что так и будет. Знал, что беззубой уличной бродяжке, злобной, уродливой и костлявой, денег никто не даст, потому что люди любят спасать красивых деток, тех, чьими фотографиями и историями можно похвастаться на фейсбуке. Анжольрас не хотел его слушать, бледнел, как мертвец, когда Грантер пытался ему объяснить, и выворачивался наизнанку, чтобы найти еще несколько евро. Они все работали, как проклятые, вытирали полы в старбаксе, собирали бургеры в Макдональдсе, экономили каждый цент. Курфейрак и Гаврош сняли ролик для ютьюба, и просмотров было больше миллиона, но это принесло им всего пару тысяч евро (и несколько тысяч перепостов). Комбефер обзванивал благотворительные фонды, Прувер сидел с девчонкой сутками, рассказывал ей истории, видел, как с каждым днем из нее уходит жизнь, бледнел от уличной ругани, и все равно приходил. Жоли обзванивал знакомых врачей, Фейи приносил девчонке мультики, Баорель и Легль раздобыли где-то гитару и аккордеон и пытались петь на Монмартре (и у них даже получалось неплохо). Анжольрас в пух и прах разносил систему медицинского страхования, почти перестал спать, добирался до каких-то чиновников, и Грантер так и не сумел сказать ему, что на одну эту девчонку, даже если у них вдруг получится, приходятся сотни, тысячи тех, до кого совсем никому нет и не будет дела.
- Доволен? – глухо спрашивает Анжольрас, когда Грантер опускается рядом с ним на больничную лавку. – Думаешь, все было бессмысленно. Давай, говори.
Грантер даже не обижается – в самом деле, чего еще Анжольрасу от него ждать? Он смотрит на его руки, безжизненно лежащие на коленях, на тени под погасшими глазами, на опущенную голову, и это самое страшное, самое жуткое, что он видел в жизни.
- Не бессмысленно, - говорит он, - Никогда. Теперь ты просто лучше понимаешь, с чем придется бороться. Проиграть бой и выиграть войну, да? Я – я верю в тебя.
И Анжольрас, устало взглянув из-под ресниц, благодарно пожимает ему руку.
2.
Свадьба Мариуса и Козетты – белая, воздушная, цветочная, настоящая пастораль, и Грантер, кажется, даже видел белых голубей, хотя ему очень хочется думать, что за голубей в ответе выпитое за завтраком вино (Анжольрас недовольно посмотрел на него и уже открыл рот, но Грантер показал ему украшенное розочками приглашение и спросил, может ли Анжольрас представить, что это можно в здравом уме перенести трезвым. Анжольрас вздохнул, со скорбным видом поправил галстук и предложил Грантеру половину своего омлета). За голубиное дерьмо на взятом напрокат смокинге Легля, впрочем, вино никак не может быть в ответе, так что, наверное, Грантеру просто пора признать, что все надежды тщетны.
Невеста сияет, жених сияет чуть ли не сильнее, и в маленькой деревенской церкви, посреди золотистого утреннего марева, полного ароматом сирени и ландышей, они замирают перед алтарем, как сахарные фигурки на торте или вырезанная из журнала картинка. Они смотрят друг другу в глаза, никого не замечают, держатся за руки и глупо улыбаются, повторяя друг за другом обещания, которые, конечно, забудут через год. Священник улыбается, благословляя их, и Мариус под пристальным взглядом отца невесты осторожно, по-детски невинно прижимается к ее губам.
Грантер фыркает, но за шумом апплодисментов его слышит только Анжольрас. Всю церемонию он просидел прямо, неподвижно, как статуя, и Грантер не удивился бы, узнай он, что Анжольрас умеет спать с открытыми глазами. Но тут, услышав его смешок, статуя вдруг оживает, поворачивается к нему, и Грантер от неожиданности неловко, криво улыбается.
- Не стоит смеяться над верностью, - тихо говорит Анжольрас, и взгляд у него мягкий и как-то непривычно задумчивый. – Они любят друг друга, они готовы принести клятвы, а до них точно так же клялись миллионы, изо дня в день, несколько тысяч лет. Почему тебе даже это нужно высмеять?
- Потому что я знаю, чего стоят все эти обещания, - огрызается Грантер, слишком резко, куда резче, чем ему хотелось бы, но Анжольрас, заговоривший о любви, просто не вписывается в нормальную реальность. Должно быть, где-то взорвалась звезда, и из-за сингулярности (или чего-то вроде, надо будет спросить у Комбефера) Грантер теперь застрял в этом странном мире, где Анжольрас, обычно обращающий на любовь внимания еще меньше, чем на собственную красоту, вдруг начал говорить о древних клятвах.
- Как ты можешь знать, если сам не способен ни поверить, ни поклясться, ни полюбить? – резко отвечает Анжольрас, и в его глазах вспыхивает знакомый упрямый огонь.
- Ну, вот тебя я люблю. И что толку? – рычит Грантер, пока люди встают со скамеек, радостно смеются, весело переговариваются, разноцветной разряженной толпой устремляются к выходу.
Анжольрас, собравшийся подняться, застывает на середине движения, оборачивается на него, смотрит непонятным, слишком серьезным взглядом, изучает его лицо, и сердце Грантера вдруг, из-за мелькнувшей на мгновение глупой, исступленной надежды, пропускает удар.
Но губы Анжольраса искажаются в слишком хорошо знакомой Грантеру презрительной гримасе. Реальность встает на место, а надежда, несуразная и прозрачная, заползает обратно, туда, где ей и место.
- Думаешь, это смешно, - холодно цедит Анжольрас, - Не мне тебя переубеждать. Мне нужно вернуться в город. Передай Мариусу мои поздравления.
1.
- Какого хрена? – рычит Анжольрас, прожигает его взглядом, раздраженно запускает руку в волосы. Грантер слишком устал, чтобы отвечать, спина ноет от ночевки на жестких тюремных стульях, и он просто хочет двойную порцию виски со льдом. А Анжольрас, конечно, хочет выяснить отношения. Прямо за порогом полицейского участка.
- Нет уж, скажи мне, - Анжольрас подходит ближе, встряхивает его за плечо, и Грантер морщится, чувствуя, как протестуют мыщцы. – Я не понимаю. Ты не веришь в нас, тебе наплевать на наши дела, то есть, ты говоришь, что тебе наплевать, но постоянно – ты нам помогаешь, хотя мы тебя не просили! Зачем ты сунулся в толпу? Мы бы справились, ты прекрасно знаешь, что я умею драться, тебе не нужно было –
- Я люблю тебя, - пожимает плечами Грантер, потому что больше сказать ему нечего, и потому что это правда. Лицо Анжольраса вспыхивает, искажается страшной, яростной ненавистью.
- Не смей опять превращать все в фарс, не смей продолжать нести этот бред, когда я пытаюсь понять –
И Грантер вдруг решается.
Анжольрас вскидывается, когда Грантер сжимает его плечи, рывком дергает на себя, разворачивает, ударяя спиной о стеклянную дверь. На стоянке перед участком полно народу, и все пялятся на них, но если уж Аполлон захотел объяснений – он их получит.
Анжольрас вздрагивает, открывает рот, чтобы что-то сказать, но Грантер уже его целует.
0.
- Я люблю тебя, - выдыхает Грантер в его губы. Анжольрас потрясенно моргает, смотрит ему в глаза, медленно проводит языком по нижней губе.
- О, - говорит он, и его ладони вдруг оказываются на руках Грантера, но не отталкивают, а сжимаются, сильно, почти до боли, и удерживают его на месте. – Так вот что ты имел в виду.
И решительно подается вперед.
Анжольрас всегда лучше понимал все на практике.
3.4: Пять раз, когда Грантер говорил Анжольрасу, что любит его, и один раз, когда Анжольрас понял, что Грантер имел в виду.
5 + 15.
Когда Грантер открывает глаза, солнечный свет врезается в него, как грузовик, несущийся на полной скорости.
Лучше бы он вчера умер.
- Вот, - сурово смотрит на него безупречный Анжольрас, нависая над кроватью. И протягивает Грантеру высокий стакан с божественно шипящим, еще даже не до конца растворившимся алка-зельтцером.
- Чувак, я люблю тебя, - сипит Грантер.
Анжольрас раздраженно выдыхает. И помогает ему держать стакан.
Мешать абсент с пивом – точно была отвратительная идея. Спонтанный, жаркий и безумный союз, окончившийся отвратительным, убийственным утром.
Но, к счастью, на абсент с пивом можно многое списать.
И Анжольрас ни о чем не догадывается.
4.
Анжольрас тяжело дышит, утирает кровь с губы тыльной стороной ладони, раздраженно меряет шагами темный переулок.
- Зачем ты меня увел? Мы же только начали! Они заслужили –
- Конечно, заслужили, - спокойно говорит Грантер и ловит его за локоть, останавливая. – И мы им врезали. Ты же слышал полицию? Они бы забрали всех, а тебе не нужен еще один арест, это уже становится смешно.
Анжольрас фыркает, всем своим видом показывая, что ничего смешного не видит, но вырваться не пытается. Пальцы у него в крови, своей и чужой, костяшки разбиты, и если не продизенфицировать сейчас, возможно, потом придется ехать в больницу. Хорошо, что Жоли приучил их всегда носить с собой влажные салфетки и йодовый карандаш.
- Иди сюда, - говорит Грантер, тянет Анжольраса за собой, ближе к фонарю. – Я помогу.
Анжольрас недовольно сопит, пока Грантер осторожно стирает кровь.
- Утром позвоним в полицию, - мрачно говорит он, когда Грантер выбрасывает третью салфетку. – Убедимся, что их арестовали, и дадим показания. Такие люди не должны – ты вообще видел? Вшестером на одного парня, а он выглядел как школьник, теперь что, совсем нет понятия чести? Вот почему гомофобия отвратительна. Вот почему мы должны –
- Вот за это я тебя и люблю, - тихо перебивает его Грантер. Анжольрас морщится, когда он обводит ссадины йодом, и совсем не слушает его.
3.
Анжольрас нашел ее на улице, подобрал, безнадежно испортив кашемировый свитер, отнес в больницу и тратил все родительские деньги, чтобы ее не вышвырнули вон.
Девчонка умерла в тот самый день, когда они собрали всю сумму на операцию.
Грантер знал, что так и будет. Знал, что беззубой уличной бродяжке, злобной, уродливой и костлявой, денег никто не даст, потому что люди любят спасать красивых деток, тех, чьими фотографиями и историями можно похвастаться на фейсбуке. Анжольрас не хотел его слушать, бледнел, как мертвец, когда Грантер пытался ему объяснить, и выворачивался наизнанку, чтобы найти еще несколько евро. Они все работали, как проклятые, вытирали полы в старбаксе, собирали бургеры в Макдональдсе, экономили каждый цент. Курфейрак и Гаврош сняли ролик для ютьюба, и просмотров было больше миллиона, но это принесло им всего пару тысяч евро (и несколько тысяч перепостов). Комбефер обзванивал благотворительные фонды, Прувер сидел с девчонкой сутками, рассказывал ей истории, видел, как с каждым днем из нее уходит жизнь, бледнел от уличной ругани, и все равно приходил. Жоли обзванивал знакомых врачей, Фейи приносил девчонке мультики, Баорель и Легль раздобыли где-то гитару и аккордеон и пытались петь на Монмартре (и у них даже получалось неплохо). Анжольрас в пух и прах разносил систему медицинского страхования, почти перестал спать, добирался до каких-то чиновников, и Грантер так и не сумел сказать ему, что на одну эту девчонку, даже если у них вдруг получится, приходятся сотни, тысячи тех, до кого совсем никому нет и не будет дела.
- Доволен? – глухо спрашивает Анжольрас, когда Грантер опускается рядом с ним на больничную лавку. – Думаешь, все было бессмысленно. Давай, говори.
Грантер даже не обижается – в самом деле, чего еще Анжольрасу от него ждать? Он смотрит на его руки, безжизненно лежащие на коленях, на тени под погасшими глазами, на опущенную голову, и это самое страшное, самое жуткое, что он видел в жизни.
- Не бессмысленно, - говорит он, - Никогда. Теперь ты просто лучше понимаешь, с чем придется бороться. Проиграть бой и выиграть войну, да? Я – я верю в тебя.
И Анжольрас, устало взглянув из-под ресниц, благодарно пожимает ему руку.
2.
Свадьба Мариуса и Козетты – белая, воздушная, цветочная, настоящая пастораль, и Грантер, кажется, даже видел белых голубей, хотя ему очень хочется думать, что за голубей в ответе выпитое за завтраком вино (Анжольрас недовольно посмотрел на него и уже открыл рот, но Грантер показал ему украшенное розочками приглашение и спросил, может ли Анжольрас представить, что это можно в здравом уме перенести трезвым. Анжольрас вздохнул, со скорбным видом поправил галстук и предложил Грантеру половину своего омлета). За голубиное дерьмо на взятом напрокат смокинге Легля, впрочем, вино никак не может быть в ответе, так что, наверное, Грантеру просто пора признать, что все надежды тщетны.
Невеста сияет, жених сияет чуть ли не сильнее, и в маленькой деревенской церкви, посреди золотистого утреннего марева, полного ароматом сирени и ландышей, они замирают перед алтарем, как сахарные фигурки на торте или вырезанная из журнала картинка. Они смотрят друг другу в глаза, никого не замечают, держатся за руки и глупо улыбаются, повторяя друг за другом обещания, которые, конечно, забудут через год. Священник улыбается, благословляя их, и Мариус под пристальным взглядом отца невесты осторожно, по-детски невинно прижимается к ее губам.
Грантер фыркает, но за шумом апплодисментов его слышит только Анжольрас. Всю церемонию он просидел прямо, неподвижно, как статуя, и Грантер не удивился бы, узнай он, что Анжольрас умеет спать с открытыми глазами. Но тут, услышав его смешок, статуя вдруг оживает, поворачивается к нему, и Грантер от неожиданности неловко, криво улыбается.
- Не стоит смеяться над верностью, - тихо говорит Анжольрас, и взгляд у него мягкий и как-то непривычно задумчивый. – Они любят друг друга, они готовы принести клятвы, а до них точно так же клялись миллионы, изо дня в день, несколько тысяч лет. Почему тебе даже это нужно высмеять?
- Потому что я знаю, чего стоят все эти обещания, - огрызается Грантер, слишком резко, куда резче, чем ему хотелось бы, но Анжольрас, заговоривший о любви, просто не вписывается в нормальную реальность. Должно быть, где-то взорвалась звезда, и из-за сингулярности (или чего-то вроде, надо будет спросить у Комбефера) Грантер теперь застрял в этом странном мире, где Анжольрас, обычно обращающий на любовь внимания еще меньше, чем на собственную красоту, вдруг начал говорить о древних клятвах.
- Как ты можешь знать, если сам не способен ни поверить, ни поклясться, ни полюбить? – резко отвечает Анжольрас, и в его глазах вспыхивает знакомый упрямый огонь.
- Ну, вот тебя я люблю. И что толку? – рычит Грантер, пока люди встают со скамеек, радостно смеются, весело переговариваются, разноцветной разряженной толпой устремляются к выходу.
Анжольрас, собравшийся подняться, застывает на середине движения, оборачивается на него, смотрит непонятным, слишком серьезным взглядом, изучает его лицо, и сердце Грантера вдруг, из-за мелькнувшей на мгновение глупой, исступленной надежды, пропускает удар.
Но губы Анжольраса искажаются в слишком хорошо знакомой Грантеру презрительной гримасе. Реальность встает на место, а надежда, несуразная и прозрачная, заползает обратно, туда, где ей и место.
- Думаешь, это смешно, - холодно цедит Анжольрас, - Не мне тебя переубеждать. Мне нужно вернуться в город. Передай Мариусу мои поздравления.
1.
- Какого хрена? – рычит Анжольрас, прожигает его взглядом, раздраженно запускает руку в волосы. Грантер слишком устал, чтобы отвечать, спина ноет от ночевки на жестких тюремных стульях, и он просто хочет двойную порцию виски со льдом. А Анжольрас, конечно, хочет выяснить отношения. Прямо за порогом полицейского участка.
- Нет уж, скажи мне, - Анжольрас подходит ближе, встряхивает его за плечо, и Грантер морщится, чувствуя, как протестуют мыщцы. – Я не понимаю. Ты не веришь в нас, тебе наплевать на наши дела, то есть, ты говоришь, что тебе наплевать, но постоянно – ты нам помогаешь, хотя мы тебя не просили! Зачем ты сунулся в толпу? Мы бы справились, ты прекрасно знаешь, что я умею драться, тебе не нужно было –
- Я люблю тебя, - пожимает плечами Грантер, потому что больше сказать ему нечего, и потому что это правда. Лицо Анжольраса вспыхивает, искажается страшной, яростной ненавистью.
- Не смей опять превращать все в фарс, не смей продолжать нести этот бред, когда я пытаюсь понять –
И Грантер вдруг решается.
Анжольрас вскидывается, когда Грантер сжимает его плечи, рывком дергает на себя, разворачивает, ударяя спиной о стеклянную дверь. На стоянке перед участком полно народу, и все пялятся на них, но если уж Аполлон захотел объяснений – он их получит.
Анжольрас вздрагивает, открывает рот, чтобы что-то сказать, но Грантер уже его целует.
0.
- Я люблю тебя, - выдыхает Грантер в его губы. Анжольрас потрясенно моргает, смотрит ему в глаза, медленно проводит языком по нижней губе.
- О, - говорит он, и его ладони вдруг оказываются на руках Грантера, но не отталкивают, а сжимаются, сильно, почти до боли, и удерживают его на месте. – Так вот что ты имел в виду.
И решительно подается вперед.
Анжольрас всегда лучше понимал все на практике.
@темы: Les Mis, дятел клавиатуры
И последнее - ах!