Зачем я люблю котят. Лучше бы я любил колбасу. (с)
На заявку 2.7: Анжольрас и Грантер. Обмен телами.
гнусное пвп, оос и ничего святогоГрантер смотрит на Анжольраса, смотрит жадно, как дорвавшийся до оазиса путник, почти потерявший надежду. Он самым бесстыдным образом пялится, разглядывает его в свое удовольствие, впитывает его облик, раздевает, выпивает обнажившееся совершенство до капли. Анжольрас, нервно прижимая руку к гулко стучащему сердцу, смотрит в ответ непривычно растерянно, с каким-то щекочущим, возбужденным страхом, быстро облизывает губы. Зрачки его прекрасных, всегда строгих глаз сейчас расширены так, что небесной радужки почти не видно; он смотрит на Грантера в упор, не отрываясь, судорожно втягивает носом воздух, безуспешно стараясь скрыть нервозность. И – Грантер чувствует, чувствует сразу, но не позволяет себе поверить, пока не переводит взгляд ниже, - совсем уж безуспешно пытаясь скрыть возбуждение.
Грантер беззастенчиво ухмыляется, чувствуя, как рот наполняется слюной, жадно дышит, разглядывая раскрасневшиеся щеки, темные твердые соски, судорожно поджимающийся от прикосновений поджарый живот. Кожа под пальцами горячая, обжигающая, чуть влажная; яркий свет зеркальных плафонов подсвечивает его кожу, золотит, превращает в мед, и Грантеру до боли, до головокружения хочется прижаться губами, гладить раскрытым ртом, языком, щекотать дыханием, осторожно сжимать соски зубами, но он не может. Ему позволено только дотронуться, но и этого хватит. Этого хватит с лихвой.
Мышцы под раскрытой ладонью сильные, твердые, как мрамор, - Анжольрас стройный, прекрасный, совершенный, точеный, но живой, горячий, задыхающийся, и Грантер, удерживая сверкающий нетерпением взгляд, медленно обводит руки, широкие плечи, отводит волосы с шеи, нежно заправляет их за ухо. Анжольрас запрокидывает голову, выдыхает, беззвучно шевелит губами; Грантер гладит подставленное горло, легонько царапает под ухом, оставляя еле заметный розоватый след, и Анжольрас выгибается, глухо, беспомощно застонав.
Грантер всегда думал, что Анжольрас чувствительный. Но даже не догадывался, насколько.
Такое невозможно представить.
У него полно времени, и спешить он не собирается. Он растягивает удовольствие, ласкает и мучает, вслушивается в прерывистые выдохи и хриплые стоны, ловит и запоминает каждый. Соски между подушечками его пальцев твердеют сильнее, Анжольрас почти хнычет и пытается зажмуриться, но Грантер запрещает, ему нужно видеть. Он смотрит на запрокинутое лицо, полуприкрытые глаза, опухшие от укусов губы; Анжольрас, золотое совершенство с разметавшимися волосами, пожирает его мутным, полубезумным взглядом, стонет уже в голос, и Грантеру кажется, что можно кончить просто от этого. Анжольрас уже на пределе, пижамные штаны натянулись, капли выступившей смазки липко пачкают серую ткань; но Грантер не позволит. Не так быстро. Ему нужно все.
Он проводит костяшками пальцев по светлой дорожке волос, медленно оглаживает бедра, подбирается к низко сползшей резинке штанов. Анжольрас вздрагивает, когда Грантер подцепляет резинку, и вскрикивает, не успевая сдержаться, когда Грантер криво, дико улыбается, облизывает ладонь и накрывает его член. Его будто прошибает электричеством, он едва успевает сжать основание, чтобы не закончить слишком рано, ловит воздух ртом, пока в перед глазами не перестают плясать звезды. Воздух, тяжелый, душный, полный мускусом и запахом кожи Анжольраса, застревает в легких, ударяет в голову, оглушает, разливается по телу, как сладкий яд. Грантер валится вперед, сдергивая штаны, упирается рукой в зеркальную раму и не знает, куда ему смотреть. Он хочет видеть лицо Анжольраса, но его член, большой, тяжелый в его ладони, скользкий от слюны и смазки, притягивает его, и Грантер теряет голову.
Он разглядывает, гладит, проводит пальцами – прекрасными длинными пальцами Анжольраса - по каждой выступившей вене, ласкает почти невесомо и так долго, что это начинает казаться пыткой. Голос Анжольраса, хриплый и сорванный, звенит в ушах, эхом отдается во всем теле, Анжольрас стонет непрерывно, безудержным потоком, и наконец Грантер понимает, что больше не выдержит. Он сжимает ствол в кулаке, обводит головку, забирает в ладонь отяжелевшие яйца; он зажмуривается так сильно, что у Анжольраса намокают ресницы, и представляет, как было бы, окажись он сейчас – окажись они –
Он успевает распахнуть глаза в самый последний момент. Лицо Анжольраса так близко, что, наклонись Грантер вперед хоть на сантиметр, он мог бы наконец накрыть его чертовы совершенные губы своими; Грантер вжимается в проклятое зеркало лбом, смотрит, как Анжольрас смаргивает слезы, кусает губы, силясь удержаться от крика.
- Грантер, - зовет голос Анжольраса. Грантер видит, как двигаются губы, чувствует, как щекочет лоб прилипшая золотая прядь. – Грантер.
И Грантер кончает.
*
А в трех кварталах от дома Анжольрас упорно пытается заставить тело Грантера пробежать пятый километр.
гнусное пвп, оос и ничего святогоГрантер смотрит на Анжольраса, смотрит жадно, как дорвавшийся до оазиса путник, почти потерявший надежду. Он самым бесстыдным образом пялится, разглядывает его в свое удовольствие, впитывает его облик, раздевает, выпивает обнажившееся совершенство до капли. Анжольрас, нервно прижимая руку к гулко стучащему сердцу, смотрит в ответ непривычно растерянно, с каким-то щекочущим, возбужденным страхом, быстро облизывает губы. Зрачки его прекрасных, всегда строгих глаз сейчас расширены так, что небесной радужки почти не видно; он смотрит на Грантера в упор, не отрываясь, судорожно втягивает носом воздух, безуспешно стараясь скрыть нервозность. И – Грантер чувствует, чувствует сразу, но не позволяет себе поверить, пока не переводит взгляд ниже, - совсем уж безуспешно пытаясь скрыть возбуждение.
Грантер беззастенчиво ухмыляется, чувствуя, как рот наполняется слюной, жадно дышит, разглядывая раскрасневшиеся щеки, темные твердые соски, судорожно поджимающийся от прикосновений поджарый живот. Кожа под пальцами горячая, обжигающая, чуть влажная; яркий свет зеркальных плафонов подсвечивает его кожу, золотит, превращает в мед, и Грантеру до боли, до головокружения хочется прижаться губами, гладить раскрытым ртом, языком, щекотать дыханием, осторожно сжимать соски зубами, но он не может. Ему позволено только дотронуться, но и этого хватит. Этого хватит с лихвой.
Мышцы под раскрытой ладонью сильные, твердые, как мрамор, - Анжольрас стройный, прекрасный, совершенный, точеный, но живой, горячий, задыхающийся, и Грантер, удерживая сверкающий нетерпением взгляд, медленно обводит руки, широкие плечи, отводит волосы с шеи, нежно заправляет их за ухо. Анжольрас запрокидывает голову, выдыхает, беззвучно шевелит губами; Грантер гладит подставленное горло, легонько царапает под ухом, оставляя еле заметный розоватый след, и Анжольрас выгибается, глухо, беспомощно застонав.
Грантер всегда думал, что Анжольрас чувствительный. Но даже не догадывался, насколько.
Такое невозможно представить.
У него полно времени, и спешить он не собирается. Он растягивает удовольствие, ласкает и мучает, вслушивается в прерывистые выдохи и хриплые стоны, ловит и запоминает каждый. Соски между подушечками его пальцев твердеют сильнее, Анжольрас почти хнычет и пытается зажмуриться, но Грантер запрещает, ему нужно видеть. Он смотрит на запрокинутое лицо, полуприкрытые глаза, опухшие от укусов губы; Анжольрас, золотое совершенство с разметавшимися волосами, пожирает его мутным, полубезумным взглядом, стонет уже в голос, и Грантеру кажется, что можно кончить просто от этого. Анжольрас уже на пределе, пижамные штаны натянулись, капли выступившей смазки липко пачкают серую ткань; но Грантер не позволит. Не так быстро. Ему нужно все.
Он проводит костяшками пальцев по светлой дорожке волос, медленно оглаживает бедра, подбирается к низко сползшей резинке штанов. Анжольрас вздрагивает, когда Грантер подцепляет резинку, и вскрикивает, не успевая сдержаться, когда Грантер криво, дико улыбается, облизывает ладонь и накрывает его член. Его будто прошибает электричеством, он едва успевает сжать основание, чтобы не закончить слишком рано, ловит воздух ртом, пока в перед глазами не перестают плясать звезды. Воздух, тяжелый, душный, полный мускусом и запахом кожи Анжольраса, застревает в легких, ударяет в голову, оглушает, разливается по телу, как сладкий яд. Грантер валится вперед, сдергивая штаны, упирается рукой в зеркальную раму и не знает, куда ему смотреть. Он хочет видеть лицо Анжольраса, но его член, большой, тяжелый в его ладони, скользкий от слюны и смазки, притягивает его, и Грантер теряет голову.
Он разглядывает, гладит, проводит пальцами – прекрасными длинными пальцами Анжольраса - по каждой выступившей вене, ласкает почти невесомо и так долго, что это начинает казаться пыткой. Голос Анжольраса, хриплый и сорванный, звенит в ушах, эхом отдается во всем теле, Анжольрас стонет непрерывно, безудержным потоком, и наконец Грантер понимает, что больше не выдержит. Он сжимает ствол в кулаке, обводит головку, забирает в ладонь отяжелевшие яйца; он зажмуривается так сильно, что у Анжольраса намокают ресницы, и представляет, как было бы, окажись он сейчас – окажись они –
Он успевает распахнуть глаза в самый последний момент. Лицо Анжольраса так близко, что, наклонись Грантер вперед хоть на сантиметр, он мог бы наконец накрыть его чертовы совершенные губы своими; Грантер вжимается в проклятое зеркало лбом, смотрит, как Анжольрас смаргивает слезы, кусает губы, силясь удержаться от крика.
- Грантер, - зовет голос Анжольраса. Грантер видит, как двигаются губы, чувствует, как щекочет лоб прилипшая золотая прядь. – Грантер.
И Грантер кончает.
*
А в трех кварталах от дома Анжольрас упорно пытается заставить тело Грантера пробежать пятый километр.
@темы: Les Mis, дятел клавиатуры
и не извиняйтесь за простыню вы что вы же так меня погладили :3Вы не представляете, как мне приятно слышать о чувственности, учитывая, что до этого фандома я рейтинг, считайте, и не писала. И то, что получается выразить, что это не просто физическое, что за рейтингом стоят чувства - я не знаю. Все, о чем вы пишете, и чувственность, и отношения через рейтинг, я совершенно не пыталась сделать сознательно, оно получилось само собой, но как же я чертовски рада, что получилось. Потому что по-другому я их и не вижу. Ну, то есть, нельзя же чисто механически, когда такой Грантер.
ОНБЫНИКАГДАУ которого физическое влечение вообще не главное.И да, я очень люблю Грантера. И его чувства, вся их смесь и сила - они еще в кирпиче меня поразили, ну и, видимо, в фиках передается, насколько) Поэтому я долго думала, не оос ли здесь, и склоняюсь все-таки к тому, что немного да, но, с другой стороны, если вспомнить, как долго Грантер юстился, и учесть, что это модерн!Грантер... Да. Для него самого это болезненно, неправильно и потрясающе и преступно, но удержаться он не может. Не в первое утро, во всяком случае. Нет. И это неправильно, но по-другому-то никак.
А вообще, знайте, вы своим комментарием сделали меня безумно счастливой.
Честно, я не очень умею отвечать на комплименты, не знаю, что сказать, когда меня так хвалят, но вы сделали мне очень, очень хорошо. Спасибо огромное. <3 Просто спасибо.
Ох, спасибо. Я очень их люблю, да, безмерно)
Но вот я как раз-таки считаю, что как бы ни болело, а есть границы, которых для самого себя просто нельзя переступать. И Грантеру кажется, что то, что он делает, это неправильно, и так и должно быть, просто... Болезненность, да. Зависимость. Он считает одно, но удержать себя от неправильного с его точки зрения поступка не может.
и не останавливайтесь х))
что-то во мне закончилось к моменту прочтения последней строки.
ну, во мне что-то закончилось после того, как я узнала про дарк!модерн!ау, мне нужно было как-то выплеснуть свои чувства
мне было больно об этом думать, больно это писать, но... Но вот так.)
и спасибо, тысячу раз спасибо за комплименты слогу и эмоциональности.
и на ты, конечно, с удовольствием) :3