фб

[nimble-needle]

а не пора ли деанониться.


вообще я хотела сделать гораздо больше (и даже не для одной команды), но потом съездила в отпуск и зашипперила инцест по игре вконтакте. (минута молчания. шотик за упокой адеквата.)
энивей.



я родила целый драбблик! и он мне нравится.

вот он.

Название: Три желания
Размер: драббл, 981 слово
Пейринг/Персонажи: Анжольрас, Грантер
Категория: джен
Жанр: сказка, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: однажды их было двое.
Примечание/Предупреждения: псевдо-день Сурка (а может, и нет)

...однажды их было двое.
В самом начале.

*
Они стояли плечом к плечу; впереди было будущее, блистательное и прекрасное, бесконечное, как борьба, абсолютное, как надежда. Залитое солнцем поле, золотая дорога, ровная и пленительная, уходящая за горизонт, туда, где жизнь справедлива. Вот что ждало тех, кто переживет этот день.
А вокруг была смерть.
Для тех, кто проложил золотую дорогу, для тех, кто не переживет этот день —
впереди была смерть.
Они стояли плечом к плечу, смерть смотрела на них десятком черных глаз, и это было нестрашно. Они знали ведь, что так будет. Они пришли сюда вместе; они верили вместе; они разделили страсть, разделили надежду, два прекрасных лидера революции, не убоявшихся ни поражения, ни смерти. Они прошли свой путь — и оба знали, что легко не будет. Они смогли зайти так далеко, потому что их было двое.
Их смерть, их бесстрашие — это свет, который озарит золотую дорогу для сотен других.
Все было правильно. Все было так, как должно было быть.
Только Грантер не мог обернуться.
Они стояли плечом к плечу, и это были их последние секунды, а Грантер боялся повернуть голову и в последний раз встретиться взглядами. Потому что Анжольрас сразу все понял бы.
«Черт возьми, — прочитал бы он в последнее мгновение своей жизни на лице того, кому доверил бы собственную душу, — мы ошибались. Я передумал».
О свободе легко рассуждать; легко мечтать о благородной, возвышенной смерти плечом к плечу, как умирали до них сотни безымянных греческих героев; легко, когда вы сидите за выскобленным столом, и огонь свечей танцует вокруг, и в мечтах вам принадлежит вечность, а смерть далека, как двадцатый век.
Верить — это так просто.
Пока вы не стоите вдвоем на пороге бесконечности. Пока — за долю секунды до выстрела — ты не понимаешь, что, если тебе не повезет, ты успеешь увидеть, как ваша общая вера умирает в чужих глазах.
Перед смертью с людьми случаются откровения. Многие видят бесконечность, величие огромного замысла, многие обретают веру; Грантеру не повезло. Он увидел лишь, что жизнь одного для него дороже любой свободы. В последний момент он понял, что вся его жизнь была ошибкой.
«Ни одно будущее не стоит твоей смерти».

Грантер не мог так с ним поступить.
И так и не обернулся.

*
Может, это был сон.
А может, и нет.
Назревала революция, и они были вместе; они готовили ее, и Грантер знал, что им снова предстоит умереть.
— Помоги мне, — попросил он колдунью.
Он отыскал ее на юге, в развалившейся хижине на краю болот. С древних елей насмешливо каркали вороны. Разверзлись хляби небесные, и дождь лился стеной, но в хижине старухи было тепло и сухо. Только молния сверкала в широкий пролом в соломенной крыше.
— Помоги ему. Сохрани ему жизнь.
Колдунья хитро улыбнулась.
— Раз просишь не за себя, помогу, — ее голос был прекраснее пения ангелов, молод, как бутон розы, и сладок, как елей. — Он будет жить. Но тебе придется заплатить, ангелок.
— Что угодно, карга. Если поможешь —
— Твоя красота, — черноглазо прищурилась колдунья, — и он переживет ваше восстание.
Когда он ступил за порог ведьминской хижины, тучи разошлись.
Грантер чувствовал, что купил за бесценок целое солнце.

Анжольрас не погиб; он потерял веру после бессмысленной смерти любимого друга, главного своего соратника, и дожил свои дни тихо, как призрак.

*
Может, и это был сон.
— Помоги мне, — взмолился Грантер.
Волшебникам он не верил; Двор чудес давно уничтожили, в магию цыган верили одни лишь пьяницы, но будущее манило золотой дорогой за кровавой завесой, их было двое, и один должен был выжить. Чтобы другой, переступая порог, мог верить.
— Помоги мне, старик, — вымолвил он и упал на колени. — Защити его.
Старик, похожий на сморщенную горгулью, медленно повернул каменную голову. Он улыбался.
— Вера, — прошелестел он. — Отдай мне свою веру, и я помогу тебе. Он переживет этот день.
— И сохранит свою веру, — упрямо сказал Грантер. — Он шагнет на золотую дорогу и ни о чем не пожалеет.
— Отдай мне свою веру, — шепнул ветер, — и он умрет нескоро, ни о чем не жалея.
Грантер уходил от старика и чувствовал, как по всему телу расползался холод от камня, которым старик заменил его сердце.

Анжольрас умер на гильотине — единственный осужденный за грехи всех восставших. Он не потерял веру; он умирал с надеждой.
За ту неделю, что прошла с момента его пленения на баррикаде, он не перемолвился ни с кем хоть парой дружеских слов.
Он умер одиноким.

*
И это тоже был сон, конечно. Абсент — он такой, льстивый, подлый мучитель; он навевает кошмары, он оживляет сказки.
И все же Грантер взмолился в третий раз:
— Помоги мне, — упрашивал он беломраморное совершенство, вдыхая могильный холод. Богоматерь смотрела на него пустыми каменными глазами. — Помоги ему. Защити его.
«Как пожелаешь, — отозвался в его голове нежный голос. — Только отдай мне свои глаза; твои прекрасные глаза, что видят небо, что видят надежду — подари их мне, и он не умрет одиноким, он проживет долго и погибнет счастливым».
С тех пор Грантер стал как жаба — не в силах увидеть небо.

Анжольрас умер, увидев сперва смерти своих друзей. Он не умер одиноким: он знал, что они ждали его на другой стороне.
Грантер пережил его.
Грантер умер, пустив себе пулю в глотку.
Надежду ведь он уже всю потратил.

*
— Сны, — пробормотал Грантер, пьяница, безвольный, циничный, уродливый, лишенный надежды, невнятный отброс, которому не было места в будущем, которого Анжольрас терпел лишь из жалости. — Сны — это наш путь к безумию и бесчестью. Это дар Вакха, божественная плата за паскудство мира! Вакх милосерден! Не он сделал мир паскудным, не он убивает лучших, невинных, прекрасных, не он отбирает веру — но он дарует всем возможность забыть. Как лекарь, он лишь продляет жизнь безнадежно больного — но, в отличие от лекаря, делает ее хотя бы сносной. Последние мгновения жизни — приятными.
Так сказал Грантер, и заснул, тяжело ударив головой о пропитанный вином дубовый стол. Он спал — и не заметил, как ушли друзья; он спал — и не заметил ни грозы, ни смерти, ни последнего своего шанса вновь попросить о помощи.
Он проснулся от кошмара, в котором их всегда было двое, и Анжольрас всегда умирал —
и увидел Анжольраса, и стальные дула неминуемой смерти —
и шагнул вперед.
И наконец взглянул ему в глаза.

Их было двое.
В глазах Анжольраса сияла золотая дорога.