А вот эта дилогия (и парой они не просто так) - она внезапно самое большое, что я написала на ФБ. Мне было очень нелегко это писать, и в то же время очень легко, редкий случай, когда историю знаешь до того, как садишься писать, и она практически пишет себя сама, даже слова не приходится выбирать; но это было нелегко. Но стоило того.

Название: Прошлое
Бета:  myowlet
Размер: мини, 1831 слово
Пейринг/Персонажи: Грантер, Гро, Анжольрас
Категория: пре-слэш
Жанр: слайс оф лайф
Рейтинг: R–NC-17
Краткое содержание: Пусть все катится в пизду. Сегодня вечеринка.
Примечание/Предупреждения: модерн!AU, графичные описания, современное искусство.

«Круче всего во всем этом дерьме – смотреть, как вам всем рвет пердаки».

Шикарный же слоган для выставки.

Крупный план: растраханная вагина с отрезанным клитором. Рана гниет, половые губы украшены запекшейся кровью, лобковые волосы слиплись от крови и спермы. Пальцы, грязные, худые, с обгрызенными под корень ногтями тянутся прикрыть вид, но не успевают.

Увидят все.

Работа «Удовольствие». Холст, масло. Размер: 3 х 2 метра. Расположена прямо напротив входа.

Грантер был горд делом своих рук – горд неимоверно, так, что этой чистой, дистиллированной гордости, гордости первого отжима, яркой и сильной, как колумбийский кокаин, хватило бы, чтобы накормить всех голодных и вылечить всех больных, если бы эта херня монетизировалась. И чуть ли не впервые в жизни от вида собственного творчества ему не хотелось ни блевануть, ни заползти в канализацию и сдохнуть там, завернувшись в черное осознание собственной бездарности. О нет. В этот раз вышло опиздохуенно.

Вот он всегда знал, что нужно идти своим путем.

Огромный хуй. Двухметровый, перевитый венами, перетянутый красными нитками, с оттянутой ржавым металлическим кольцом крайней плотью, гордо вставший посреди зала на подставке – на татуированных яйцах.

Работа «Телец». Гипс, краски, металл. Поклоняйтесь.

«Наша экспериментальная экспозиция посвящена движению от прошлого к будущему, от академизма к постмодернизму, и экспонаты, которые вы… имеете счастье видеть сегодня, являются творческим заявлением молодых художников», – мямлил растерянный Гро журналистам, вытирая лоб рукавами дорогущего фиолетового пиджака. Волосы у него слиплись, залысины блестели под софитами, маленькие глазки под черными круглыми очками бегали, как у обдолбавшегося хомяка. Конечно, в сладеньком хиппи-королевстве посмели нарушить покой.

А Грантер ведь говорил, что поручать ему организацию выставки – плохая идея. Пусть теперь даже не вякают, что он не предупреждал.

Черная женщина на коленях на раздробленных костях – ее руки подняты к небу, ладони тянутся к безжалостно застывшему в вышине надкушенному яблоку.
Белый мужчина с автоматом, в набедренной повязке из американского флага и жилетке из черной кожи – натуральной шоколадной кожи. Крупные алые стежки на швах жилетки. У его ног обнаженная женщина, тело покрыто засосами и синяками. Ступня мужчины сминает живот женщины, большой палец касается груди. Лицо женщины скрыто хиджабом, но в ее глазах читается мука.

Маленькая смуглая девочка одной рукой прижимает к сердцу безголовую барби и смотрит вверх. Над ее головой – фейерверк; среди искр можно различить бомбы. Другой рукой девочка сжимает ладонь своего брата; он заваливается назад, его череп пробит пулей.

Работа «Мы пришли с миром». Триптих. Холст, масло, кожа.

Лучшее заявление об увольнении в истории.

Если какой-нибудь обсмотревшийся дерьмового кино баклан, чей член обречен встретить старость в компании правой руки, возлюбленной юности, каким-нибудь томным вечером бахнет литр вискаря и решит взорвать что-нибудь, Грантер его поймет. Найдет, похлопает по плечу и скажет, эй, бро, не забудь приметить бар с отличным видом на взрывы. Смотреть – лучшая часть. Вуайеризм – извращение будущего, только сегодня, только сейчас, ширнитесь вуайеризмом на пробу совершенно бесплатно.

Сделать в галерее бар было его идеей. Гро, старый алкаш, кипятком ссал от радости, удивлялся, как же это он сам не додумался, ну надо же, Грантер, ты на что-то годишься, я прозрел, у тебя охуенно большое будущее!
Теперь Грантер, неофициальный организатор выставки, сидит у барной стойки и потягивает маргариту, пока мсье Гро, официальный организатор, пытается объяснить, каким именно образом инсталляции из отрезанных полусгнивших хуев отражают «новую концепцию творчества».

Если кому интересно: вот это, по мнению Грантера, и есть справедливость. Справедливость, сделанная своими руками.

Хуи. Много хуев. Мертвых, посиневших, разлагающихся хуев. Хуй, загнутый влево; хуй размером с большой палец; хуй со штампом “Made in China”, необрезанный хуй, хуй с цветочным венком, огромный черный хуй, хуй в блестках, хуй, текущий, как при гонорее, и хуй, кожа на котором разложилась настолько, что он больше кусок гнилого мяса, чем хуй. Все они насажены на проволоку – на орбиты – и вращаются вокруг огромной вагины.

Работа «Наша Система». Металл, глина, папье-маше, натуральные материалы.

Вот этой работой – единственной – Грантер доволен не очень. Потому что, ну, если честно, аналогию не проведет только слабоумный пятилетний пацан (или крупный политик). А Грантер вообще-то за элегантность. Если чей-то мир вертится вокруг пизды, нужно намекнуть ему, а не выдать диагноз прямо в лоб – так он всегда думал, но как удержаться, когда старый пиздливый хер, зачем-то зовущийся гуру, визжит при виде пезд, как монашка при намеке на анал за деньги? А никак не удержаться.

Да и вообще, чтобы сгладить удар по психике старого пидараса, здесь полно крепких хуев. Грантер все продумал, он же не полная сволочь.

Головка члена – красная, блестящая, как умытый дождем цветок; она целится в подбородок увядающей шлюхи. Член мягко стиснут сиськами – груди огромные, обвисающие, дряблые, с крупными набухшими сосками. Рука – крупная мужская рука, покрытая черными волосами – сжимает морщинистое горло.

Работа "Равенство", арт-инсталляция, акварель, аудио.

(В огромных наушниках – звук хлюпающей пизды, всхлипы, "да, еще, милый, я люблю тебя".)

Прекрасный вечер, у каждого в жизни должен быть такой – когда ты послал нахер выверенное будущее, послал знаменитого покровителя, послал с размахом, так, что при слове «хер» он еще долго будет вздрагивать, и наконец-то не потому, что его обвисшая жопа жаждет крепкого хуйца. Искусство отражает реальность, реальность трансформируется в искусстве, но кого и когда это ебало, если можно просто пить и смаковать победу? Смаковать, как все блестящее будущее смывается в позолоченный унитаз старого пиздюка?

Инициация, думает Грантер. Свобода. Теперь он наконец-то чувствует себя собой.

Чем Гро хорош, так это знакомствами. Мудак популярен, раскрашенные денежные мешки его любят, проплаченные журналюги любят его еще больше, так что сегодня здесь собрался весь цвет. И если бы Гро не был ленивым мешком дерьма с репутацией гения, если бы он не обдалбывался в сириус и андромеду, бросив все на Грантера – благородной публике не пришлось бы шарахаться от хуев, некрофилии, легкой вуали аромата гниющего мяса и напоминания о том, что мир как был кучей обезьяньего дерьма, так и остается.

Грантер ведь даже особо не скрывался.

Выпьем, дамы и господа, выпьем за то, в какой прекрасной стране мы живем, как многого мы добились. Выпьем и отпразднуем! И если завтра газетчики его проклянут – он выпьет вина, а если найдут здесь концепт и прославят его – он выпьет текилы. А сейчас он просто выпьет за себя. Еще раз.

– Повтори, – просит он у бармена, взмахивая опустевшим бокалом, и тут на стойку рядом с ним ложится двадцатка.

– За мой счет, – серьезно произносит глубокий, красивый голос. – Вы ведь не против? Хочу угостить художника.

Грантер разворачивается всем телом, чтобы послать пришельца нахер, чтобы никто не смел отвлекать его от просмотра собственного спектакля – и вроде как теряет дар речи. Высокий блондин с ангельским личиком и крепкой задницей в тесных джинсах – как раз его тип, как раз тот тип, который ему не дает. Золотые локоны, нежная кожа, мальчик свеженький, будто только-только из школы выпустился, и хорошенький, как сказка. Внешность самая подходящая, чтобы быть сладким Антиноем какого-нибудь нового пузатого Адриана с золотой кредиткой – и хорошо жить, очень хорошо, задешево такие не даются. Грантер уже хочет сострить насчет хозяйских денег, но от открытой, дружелюбной улыбки вдруг почему-то краснеет. Как гребаный школьник.

– А с чего ты взял, что я художник? – спрашивает он вместо пошлой ремарки, вцепляется в ножку бокала с маргаритой, чтобы не начать нервно помешивать коктейль трубочкой, как какая-нибудь флиртующая тупая пизда.

Блондин секунду смотрит на его пальцы, моргает, будто проснувшись, коротко улыбается и кивает в сторону Гро, все еще сражающегося с журналистами.

– Мсье Гро в весьма резких выражениях послал меня к вам, когда я подошел выразить… признательность. Он заявлен официальным куратором, но, кажется, экспозиция ему не нравится? Когда я предположил, что он автор «Борцов за свободу», он чуть на меня не кинулся.

Трое чернокожих мужчин – Троица в окружении коленопреклоненной толпы. Они увешаны оружием, лица их решительны и полны осознания собственной правоты; центральный гордо поднимает трофей – голову Аполлона. Алое знамя за их спиной – подойдите поближе, и вы увидите кровавые пятна и искаженные лица.

«Боко Харам». Нигерийские террористы против западного образования.

«Борцы за свободу». Холст, масло. Основано на реальных событиях.

– Отличная идея – показать, насколько далеки мы еще от идеального будущего, – улыбается блондин, и Грантер только теперь замечает, насколько он похож на «Аполлона» с его картины. – Очень легко забыть, что в других странах свобода до сих пор является мифом, верно? Теперь, когда мы живем в гражданском обществе… нужно напоминать, чего это стоило. Многих это шокировало – но в этом и есть цель искусства, верно? Напоминать нам, кто мы. Показывать, чего мы стоим, и что мы только часть человечества, и...

– Эй, эй, – со смехом обрывает его Грантер, – мне нужно выпить. А если ты хочешь поговорить о судьбах мира – мне нужно выпить много.

«Аполлон» ему улыбается. Очень странно разговаривать с человеком, голова которого дохуя похожа на отрубленную голову с твоей собственной картины, теперь Грантер точно знает – и никому не пожелает это пережить, и когда-нибудь точно напишет об этом книгу.

– Анжольрас, – представляется «Аполлон», протягивая ему руку. – Знаете, художники, которые не забывают о социальной значимости искусства, в наше время большая редкость. Я счастлив познакомиться с вами.

– Парень, давай на «ты», – морщится Грантер, пожимая твердую ладонь. – Грантер. И спорим на двадцатку и май-тай, что через двадцать минут ты разочаруешься.

– Я пью дайкири, – легко сообщает Анжольрас. усаживаясь рядом с ним. – Безалкогольный.

Вот только ебанутых трезвенников Грантеру в жизни и не хватало.

(Сексуальных ебанутых трезвенников.)

– Прости, наверное, ты подумал, что я совсем долбанутый – и вообще-то я не подскакиваю к людям с разговорами о свободе и судьбах человечества, правда, – Анжольрас даже выглядит немного смущенным. Грантер и правда подумал, что он ебанутый, и сейчас думает, и все еще не послал его. Кто здесь еще ебанулся. – Просто я никогда не думал, что... Я забыл, что есть и другие миры. Я не думал, что где-то в мире все еще есть место, где за образование убивают.

Грантер падает, падает, падает в темную нору.

Кажется, кое-кто принял его протест против Гро за протест против системы, и у этого кое-кого пухлые губы и шикарная задница, и Грантер с радостью поговорит о символическом значении использования сырого мяса в инсталляции из хуев, если это то, на что красавчик дрочит. Давай, Грантер, не проеби свой шанс, сделай вид, что ты специально.

– Вообще-то я просто хотел посмотреть, как у этих жирных уродов загорятся жопы, – брякает он, потому что он идиот. – Не думал я об обществе. Иногда хуй – просто хуй, чтоб ты знал.

Анжольрас с интересом смотрит на него, отпивая свой – свою сладкую водичку с лаймом (Грантер, может, и безбожник, но всему есть предел, осквернять дайкири он не будет даже в мыслях). Грантер ухмыляется и вопросительно поднимает брови.

– Иногда творчество говорит об авторе куда искреннее самого автора, – произносит Анжольрас наконец. И улыбается, засранец. – Чтоб ты знал.

*

Утром Грантер вроде как просыпается легендой – он недооценил тупую хипстерню, конечно, им ведь теперь нравится выискивать смысл в гниющих останках – и еще больше нравится, когда смысла нет. Они смакуют мыслительную блевотину, как дорогущий деликатес, вылизывают подробности, как бешеные псы, раздирают друг друга на части в попытках доказать, что любили этого художника и раньше. Из безработной швали Грантер мигом превращается в звезду – весь интернет у его ног, судьба выстилает пути в будущее белоснежными кокаиновыми дорожками, журналисты хотят его на интервью, парочка режиссеров хочет его арт-директором, он хотел потерять все, а вместо этого лишний раз убедился, что мир ебанулся. Плюнь ему в рожу – и он облизнется и попросит еще.

Грантеру, в общем, плевать.

В его потреблядском айфоне номер Анжольраса. И Грантер, новая арт-икона, полдня набирается смелости, чтобы позвонить.

Название: Будущее
Бета:  myowlet
Размер: миди, 4320 слов
Пейринг/Персонажи: Анжольрас, Друзья азбуки, ОМП
Категория: джен
Жанр: ангст, драма, десфик
Рейтинг: NC-21
Краткое содержание: Двадцать первый век будет счастливым.
Примечание/Предупреждения: модерн!AU, пытки, смерть персонажа. Сиквел к мини команды fandom Les Miserables 2013 "Прошлое".
("Боко харам" - реально существующая нигерийская террористическая организация. Название переводится как "Западное образование запрещено").

(Кап, кап)

Он уже давно перестал считать дни - да и не смог бы, даже если бы попытался. Времени не осталось - остался только звук капающей воды, постоянный, такой громкий, что падение каждой капли отдавалось в висках выстрелом в упор. Стреляли методично, равномерно, через три удара сердца на четвертый, и смерть не была милосердной. Она ввинчивалась медленно, раздирала кожу по миллиметру, вкручивалась в мясо, сверлила тонкие стенки черепа, соскабливала эмаль, нажимала, пока кость не треснет, а потом отступала.

(Кап, кап, кап)

Потом его забирали на допросы.

Трещина не срасталась - ей не давали времени. Безумие давно просочилось в мозг, выело дорожку, как червь в спелом яблоке.

- Где ваш главный? - спрашивали они поначалу. – Где генерал Ламарк? Какой у него план?

Он не ответил - конечно, он не ответил, тогда он еще был собой, был готов выдержать любые пытки, даже чувствовал гордость. Он не сломается, убеждал он себя.
"Хрен они получат", - хмыкал Грантер где-то в прошлом. "Огромный хер прямо в их тугие жопы. Натянем их так, что до самой смерти не забудут". Анжольрас ухмылялся ему в ответ - ухмылкой, запоздавшей на пару месяцев. "Прости", - хотел сказать он Грантеру.

"Подумаешь", - Грантер пожимал плечами, сверкал кривой улыбкой, хлопал его по плечу - пачкался в крови, невозмутимо вычищал из-под ногтей гной от гниющей раны. "Твое тормознутое чувство юмора даже очаровательно. Я, может, и единственный, кто так думает, но это просто значит, что я люблю тебя больше всех".
Он старался не думать о Грантере. Не думать о друзьях. Не хотел втягивать их - пачкать в этом безумии.

Теперь его больше не спрашивали о генерале.

(Кап, кап, кап, кап, кап)

Они не говорили ни на французском, ни на английском, Анжольрас понимал только тон, по голосу различал насмешки и угрозы - слава Богу, им не попался Жеан. Милый Жеан, который учил их язык, чтобы говорить с ними, добрый, наивный Жеан, который верил, что все можно исправить за столом переговоров. "Нельзя", сказал бы ему Анжольрас. "Нельзя, посмотри, они звери" - не сказал бы он никогда. Потому что кто-то должен верить.

Не думать о друзьях не получалось.
Он подвел их, опять подвел - на этот раз он осквернял прошлое, затягивал их вместе с собой в эту могилу.

Равнодушный переводчик перекатывал зубочистку из одного угла рта в другой, смотрел презрительно, брезгливо отворачивался, когда за дело брались мастера. Губы у переводчика были полные, влажные - он облизывался, сплевывал на пол. Позже, много позже, когда очередной кусок кожи был наконец срезан и отброшен в угол, а Анжольрас не мог больше кричать, переводчик лениво поднимался со стула, подходил вплотную -

(Анжольрас, повиснув на цепях, не мог даже дернуться, с трудом держал голову, мелко дрожал от боли и слабости, шатался на грани сознания, но они знали, о, как хорошо они знали, когда остановиться, чтобы не столкнуть его в пропасть )

- надавливал Анжольрасу на щеки, удерживая нижнюю челюсть, и плевал ему в рот. И зажимал челюсть, стискивал нос заскорузлыми пальцами, заставляя глотать.

Слюна у него была вязкая, горькая, изо рта воняло, как будто он гнил изнутри.

(Жоли нашлось бы, что сказать об этом, как хорошо, что он не скажет, как хорошо, что его здесь нет, Господь в небесах, спасибо, что их здесь нет, ни его, ни Комбефера, только эта скотина -)

В первый раз Анжольраса стошнило - прямо на него, на его мерзкую рожу. Переводчик отскочил, матерясь и проклиная его, кусочки пищи запутались в курчавой бородке, желчь попала в глаза, и Анжольрас даже успел почувствовать удовлетворение.

Теперь его больше не тошнит. Желудок по привычке сокращается, сорванное горло дерет спазмами, но чужая слюна помогает – это влага, она гладит распухший, засохший язык, и где-то в глубине своего существа Анжольрас за нее благодарен. Это лучше, чем слизывать собственный пот.

Кажется, это должно унижать.

(Кап-кап-кап-кап-кап.)

*
Грантер был единственным, кто забеспокоился, когда к девяти Анжольрас не вернулся на базу. Грантер всегда беспокоился – метался из угла в угол, скалился, чуть ли ни рычал, когда к нему подходили, как отловленный на улице пес, посаженный в клетку.

Остальные к отлучкам привыкли. Привыкли, что Анжольрас забывает о времени, что может вернуться под утро, забывшись за разговором с каким-нибудь военным миротворцем или засидевшись у костра с переводчиками.

«Нужно выслать поисковую группу», - настойчиво начал убеждать Грантер вскоре после полуночи, но от него отмахнулись. Грантер вскакивал, расхаживал по комнате, замирал у окна, вглядываясь в мирную темноту, подсвеченную электричеством. Грантер жевал сигаретный фильтр, не заметив, что сигарета давно догорела.

От него отмахнулись.

Комбефер сам отправил его спать – день был тяжелый, с утра предстояло еще много работы, им всем нужен был отдых. Кроме Анжольраса – но тот давно не ребенок и разберется сам. Вернется к утру, перехватит пару часов сна и встанет бодрым и свежим, как весна – тебе ли не знать, Грантер, успокойся и перестань раздувать истерику.

«У меня сердце не на месте», - упрямо повторял Грантер. «Нужно начать поиски, если с ним все в порядке, хорошо, но если нет –»

С ним все в порядке, зевнул Комбефер. Зевнул, похлопал Грантера по плечу и отправился спать.

Грантер всю ночь пялился в окно.

Утром Анжольрас не вернулся.

*
Кажется, поначалу они спорили, выйдет ли что-то за него получить – когда на допросы приходили люди из высшего командования, двое или трое. «Молись, чтобы они решили, что твоя шкура чего-то стоит», - шептал переводчик ему в ухо, обдавая кислой вонью.

Переводчик был европейцем – то ли испанцем, то ли каталонцем, то ли арабским французом; у него был пробковый шлем и шейный платок, командиры брезгливо кидали ему лающие приказы, и Анжольрас позволил себе надеяться. «Твоя наивность тебя погубит», - нежно, с какой-то невозможной гордостью улыбался Грантер, давно, тысячелетия назад, когда они сидели в ресторанчике на лярошельском пирсе.

Анжольрас был уверен, что его освободят, уверен, что переводчику можно довериться.

Переводчик передал им его предложение о побеге – и хмыкал, пока Анжольраса били. Неприятная, кривая ухмылка, взгляд темный, как подводные бездны – Грантер никогда не ухмылялся так. Грантер был скептичен, циничен, резок, как соль на свежую рану. Но он никогда так не смотрел - и никогда не стал бы сотрудничать с ними.

(Кап, кап, кап)

Анжольрас верил. Все еще.

У переводчика была такая же темная челка. Жесткие, тусклые волосы.

«Хотел бы я знать, кто из них просто ревнует», - шептал Грантер, ласково проводя по его лицу мокрой салфеткой. «Что кто-то вроде меня трахает такого красавчика».

(Если бы. Если бы – чего они ждали?)

(В той, другой жизни, драться Анжольрасу нравилось. Жертва превращалась в охотника - это было приятно. Это было правильно.)

С лица стали срезать кожу в первую очередь. Содрали полосу со скулы, Анжольрас почти проглотил собственный язык от боли – и был бы рад, если бы ему удалось. Переводчик вовремя понял, что ему не нравится трогать голое мясо.

Тогда они переключились на спину.

Переводчик был чистюлей.

*
Спустя три дня отрицать не мог даже Прувер. Анжольрас пропал.

Грантер проводил время на полу, вжимаясь спиной в старый диван. Бездумно пялился в стену и накачивался виски, глотал неразбавленным из кофейной кружки.

Грантер перестал спать.

Искали все – даже Жоли, который старался не выходить из школы, до дрожи боялся змей и москитов. Может, Анжольрас сломал ногу, надеялись они. Сломал и свалился в какой-нибудь овраг, и просто не может выбраться.

Они прочесывали окрестности; они обгорели, соскребали с красных лиц мертвые хлопья кожи, но никто даже не думал прекратить поиски.
Грантер не искал с ними. Он добрался до генерала Ламарка. «Когда они предложат обмен, соглашайтесь», - молил он, - «Неважно, что они потребуют. Он нам нужен. Он наш лидер. Без него все развалится».

Комбефер знал, потому что Грантер рассказал ему.

Они искали целый месяц.

А потом, однажды ночью, Грантер, пьяный настолько, что не мог подняться со ступенек, с диким, пустым смехом рассказал, что генерал Ламарк знал.
Они не могли пожертвовать политическим преимуществом. Идти на уступки – значит продемонстрировать слабость.

«Мы маленькая гуманитарная миссия», - выдавил Грантер, и тут же захлебнулся хохотом. «Незаметные активисты. Проще замолчать похищение, чем освободить террористов – он сказал, представляешь, Комбефер, он сказал, что Анжольрас бы согласился.»

Комбефер не нашел, что ответить.

*
Анжольрас предпочитал думать, что руководство сошлось на том, что он ничего не стоит.

В самом деле, они были маленькой гуманитарной миссией. Никто не стал бы –
Никто не стал бы всерьез рассчитывать, что за него можно что-то получить.

(Не стал бы, правда.)

Он так и говорил им – говорил, выкрикивал под пытками, «Мы всего лишь распространяем образование. Мы не хотим войны, мы всего лишь хотим прогресса –».

(Комбефер никогда не хотел войны, он верил, что образование сильнее ненависти, верил, что оружие не нужно. Анжольрас принял его идеи.)

Переводчик передавал им его слова – и удары становились сильнее.

А потом не осталось никого, кроме переводчика.

Переводчик жевал зубочистку, смотрел, как с него срезают кожу, и плевал себе под ноги.

- Тварь, - говорил он в самом конце. Его ногти царапали оставшуюся на лице кожу, врезались в мясо; гной и кровь с пальцев он брезгливо вытирал о приоткрытые губы Анжольраса. – Так будет с каждым. С каждым из вас.

Кажется, из глаз текла вода.

(Кап, кап, кап.)

Потом его возвращали в камеру.

Оставляли наедине с мыслями.

(Кап-кап-кап-кап-кап.)

Пол камеры был каменный. Анжольрас сворачивался на грубой циновке, дрожа от холода по ночам и обливаясь потом днем.

Иногда, в темноте, он думал, что готов все им рассказать. Что готов умолять.
Перед глазами прыгали голодные огоньки, в голове мутилось; вода продалбливала вход, капля за каплей, капля за каплей.
Когда Анжольрас понял, что не выберется и готов сломаться, он попытался откусить себе язык.
Кровь была на вкус как железо.

Он мечтал захлебнуться.

*
Грантер убил человека.

«Друзья Азбуки», - простонал он в плечо Комбеферу, когда тот отобрал у него автомат, осторожно, как у ребенка. «Это ведь я предложил. Я предложил ему – это было смешно, блять, смешно, и теперь это из-за меня –»

Комбефер укачивал его под растерянными взглядами Курфейрака и Прувера, шептал, что название не имеет значения, шептал, что они звери.

«Они люди», - недовольно хмурился Анжольрас в его голове. «Такие же, как и мы.»

Этого Комбефер боялся больше всего.

Схваченный террорист расстрелял полицейский участок – двадцать человек погибли, трое были ранены. Грантер убил его – Грантер попросил о свидании, а потом убил.
Позволяя себя увести, Грантер кинул на тело убитого спокойный, ничего не выражающий взгляд.
Череп террориста был проломлен прикладом. Ему, наверное, не было и двадцати.

«Такие же, как и мы.»

*
Они вырезали ему язык.
Прижгли, чтобы он не истек кровью.

Анжольрас извивался, мычал, дергался – его держали, вдавливали щеки, фиксировали челюсть. Язык вытянули вперед, как закладку из книги – и резали зазубренным охотничьим ножом. Нож давно не точили.

Анжольрас давился собственной кровью, но умереть ему не позволили.
«Проси», - шепнул переводчик, когда половина языка болталась отрезанной. «Проси, умоляй, моли о прощении, и, может быть, они остановятся. Они не звери».
Анжольрас попытался попросить – истерзанным бульканьем, истеричным мотанием головой, но только забрызгал их кровью.

«А у тебя острый язычок», - шепнул Грантер ласковым, низким голосом. «Напросишься на неприятности, так и знай». Грантер смотрел на него, и обещал неприятности взглядом, неприятности самого приятного толка, и Анжольрас попытался улыбнуться ему в ответ – сквозь кровь и боль, вокруг лезвия ножа.
Палач ругнулся – нажал слишком сильно. Лезвие, проскочив сквозь плоть язык, распороло рот.

Анжольрас сглотнул кровь.

«Ты слишком мало улыбаешься», - посетовал Грантер. «А ведь тебе так идет.»

Для ровного счета ему разрезали и вторую щеку.

«Человек, который смеется».

*
«Я найду их», - клялся Грантер. «Найду, где они его держат, и Аллах помоги им, когда я это сделаю.»

Грантера пришлось запереть в карцер.

(Мирная маленькая гуманитарная миссия – а карцер у них все равно был. Анжольрас знал, куда они ехали.)

«Мы не можем позволить себе потерять еще одного», - оправдывал себя Комбефер.
Не признаваться себе, что и второго уже потеряли, никак не выходило.

*
(Кап, кап, кап, кап)

Пот слизывать больше было нечем – от жажды горло скукоживалось, иссыхало, как у мумии. От вкуса горелого мяса было никак не избавиться, он был везде, впитался в кровь, выгрыз себе комнатку в памяти. Они прижгли остатки языка, чтобы он не захлебнулся кровью.

Они заботились о нем. Заботились, чтобы он прожил подольше.

На загривке пот собирался тоже – выступал крупными каплями, скользил вниз, разъедал оголившиеся мышцы, как кислота. Слезы так же разъедали правую щеку – когда они еще приходили.

(«Молодец», фыркнул бы Баорель. «Не распускай нюни, что ты как девка.» Баорель бы перегрыз себе вены в самом начале – или разбил бы лицо переводчику лбом, с удовольствием услышал бы, как хрустнет нос.)

Глаза были болезненно сухими. Иногда глаза ему завязывали, оставляли в темноте, наедине с капающей водой.

(Кап, кап, кап.)

Иногда повязку снимали. Тогда солнечный свет продолжал их дело, срезал с глазных яблок кожуру.

Ресницы слипались от пота. Глаза драло. Мир расщеплялся праздничным калейдоскопом.

Они часто ужинали вместе. Грантер любил выбирать соседство – любил и умел, выцеплял в толпе гомофобных туристов, футбольных фанатов, неонацистов, вылавливал их безошибочно, целыми корзинами, как будто у него был радар. «Скачал обновление для гей-радара», - отшучивался он, когда Анжольрас спрашивал. «Благослови Керуак компьютерную эру!». Грантер ухмылялся в сторону, уверенно брал Анжольраса за руку, переплетал пальцы над столом, и руки у него были холодные и влажные от покрытых испариной кружек пива. Анжольрас непроизвольно вздрагивал, и Грантер дышал на его пальцы – подносил к губам, выдыхал горячим облаком и всегда останавливался в миллиметре от поцелуя.

(Чего он ждал? Чего они ждали?)

Кровь с освежеванной спины пачкала каменный пол – въедалась, как знак. Анжольрас был слишком слаб, чтобы царапать, да и ногти у него давно вырвали – но кровь делала свое дело. Кровь оставит память. Для тех, кто будет здесь после.

Кто-то ведь займет его место.

Иногда они дрались, иногда нет; чаще им везло, и они покупали воду в «Монопри», пугая ночных кассиров кровью на руках и сумасшедшими ухмылками. А потом изводили кучу бумажных платков, чтобы отмыть Анжольрасу руки. Анжольрас жил с Комбефером, а тот их эскапады не одобрял.

Тогда, на пирсе, Грантер не искал драки – он не хотел ее, как и Анжольрас, или потому что Анжольрас ее не хотел. Они сидели рядом с милой пожилой парой, ели мидии из ведерка, потягивали слабое вино, и спорили, и соглашались, и смеялись. И если и брались за руки, то только потому, что ночь была чересчур нежна.

Анжольрас открывал слепые глаза навстречу солнцу. Ему было трудно дышать; он смотрел на свои обнаженные мышцы – волокна сокращались, перекатывались на руке, когда он силился приподняться. Кровь нехотя сочилась на грубый каменный пол – так Курфейрак после очередной вечеринки выдавливал в рот блестящий пакетик с соком. Выжимал остатки, чтобы задобрить зверское похмелье.

«Ты прячешься», - печально говорил Грантер. «Сколько у тебя слоев? Как у парфе, хотя нет, парфе рыдало бы от зависти. Расслабься.»

- Что вам нужно? – хрипел Анжольрас переводчику, когда еще мог говорить.
- Ничего, - пожимал тот плечами. И улыбался, как человек, придумавший отличную шутку. – Боко харам.
Анжольрас успел улыбнуться, окунувшись в прошлое, – и успел плюнуть ему в лицо.

Шутку придумал Грантер.

*
Комбефер не знал, что делать. Они ведь и были гуманитарной миссией – они приехали строить школы. Учить. Он убедил Анжольраса, тот выпросил у Ламарка финансирование, Грантер, закинув руку Анжольрасу на плечи, предложил название (Анжольрас засмеялся и кивнул, и даже Курфейраку почему-то хватило такта сделать вид, что ничего не происходит). Они загорелись этой идеей – их свели митинги и смутные мечты о лучшем будущем, а теперь это будущее могло стать реальным для всего человечества, они могли выстроить фундамент своими руками, по камню, по слову, по улыбке.

Грантер научил Анжольраса улыбаться.
Возможно, слишком поздно.

Никто не думал, что выйдет вот так.

*
(Кап, кап, кап, кап, кап)
Слезы – он помнил – слезы были солеными. И слезы, и пот. Иногда, когда он вылизывал себе руку, жадно, как чумной пес, а солнце и жара взбалтывали мысли, он вспоминал океан.

«Нужно же отметить», - улыбнулся Грантер в ответ на недоуменное лицо Анжольраса. «Я никому не скажу».
Анжольрас защитил диплом. Грантер встретил его у выхода – со стаканчиком латте из Старбакса и предложением исчезнуть. «Ни о чем не придется думать», - соблазнял он шуршащим голосом, застенчиво, как змей. «Поехали. Искупаемся. И никому не скажем.»

(Грантер пытался его предостеречь – неспокойная обстановка, убеждал он, террористы, силовики, зачем тебе Нигерия, зачем тебе Баучи, поехали хотя бы в Бенин. Когда предостеречь не вышло, Грантер придумал «Друзей Азбуки». «Нас отловят, как антилоп, и убьют», - мрачно предсказал он. И поехал с ними.)

(Кап, кап, кап)

Из его кожи они делали ремни, и повязки ему на лоб, и веревки. Однажды они заставили его съесть собственный подкожный жир. Он был так голоден, что вылизал собственные останки.

Кажется, они снимали это на камеру.

«Улыбнись», - подначивал Грантер, направляя на него телефон, и Анжольрас притворно хмурился, отворачивался, продолжая идти. Он улыбался гавани. Воздух пах листвой, морем и липкими засахаренными орехами.

Кожу снимали полосками – тонкими, ровными, аккуратными. Кровь почти не текла – если делать все правильно, доверительно поделился переводчик, царапая ногтями его поджавшийся живот, если все делать правильно, кровь останется в мясе. Освежеванный человек, если не умрет от болевого шока, будет истекать кровью очень долго. Обычно они, конечно, умирают.

В моменты просветления, когда вода замолкала, Анжольрас смотрел на свою изувеченную руку – красную, жуткую, как у анатомического пособия. Он бы кричал от ужаса, да вот мог он только мычать.

(Кап, кап, кап, кап, кап.)

Кое-где мясо начинало темнеть.

*
Анжольрас давно мертв, утешал себя Комбефер.

Прошло уже три месяца, убеждал он остальных. Конечно, он мертв. Его убили сразу, как поняли, что обмена не выйдет.

Грантер не реагировал на слова. Он сидел в камере, обняв колени и уставившись в одну точку. Баорель и Курфейрак приносили ему виски – они ведь маленькая гуманитарная миссия, на страже стоял Жоли.

«Он жив», - повторял Грантер.
Ему пришлось связать руки за спиной, чтобы он не перегрыз себе вены.

*
Пах посинел – еще до того, как они его оскопили, посинел от постоянных ударов. Анжольрас не хотел на себя смотреть.

Кажется, ему отбили почки.

Кашлял он кровью, так что, может, желудок от ударов тоже разорвался. А может, вся кровь была из ослабевших десен.

Однажды они готовились к экзаменам в студии Грантера – он, Комбефер, Курфейрак и Фейи. Международное право, единственный предмет, на который Фейи ходил почти так же часто, как на работу. Фейи должен был их натаскать – Грантер предоставил место и кофеварку. «Гробьте себя на здоровье», - хмыкнул он. «Я не буду мешать».
Он и правда не мешал. Отгородился ширмой, включил «Энимал Плэнет» и тихо курил, стряхивая пепел в фарфоровое блюдце, подарок родителей Анжольраса (не ему, конечно. Анжольрасу). Пепел падал на альбом для эскизов у него на коленях. Анжольрасу удалось делать вид , что он учится, ровно полтора часа.

(Кап, кап, кап, кап, кап.)

Вода не замолкала. Отсчитывала секунды, или, может, удары сердца. В камере пахло мочой и кровью, и сладковатой вонью гниющего мяса.
Анжольрас вжимался в пропитанную кровью циновку освежеванной щекой и не чувствовал ничего.

(Кап, кап.)

Грантер смотрел какой-то фильм про глубоководных рыб – без звука, внимательно, как под гипнозом. В комнате тихо пела Билли Холлидэй – почти беззвучно, чтобы не потревожить их. Грантер вздрогнул, когда Анжольрас опустился на пол рядом с ним, потянулся к пульту, но Анжольрас перехватил его руку и прижался к его плечу своим.
Через десять минут к ним присоединились остальные.

Они смотрели на глубоководных рыб, на страшных чудовищ, притаившихся в полной темноте. Смотрели тихо, замерев, как во сне, под тихие волшебные голоса Билли Холлидэй, Эллы Фицжеральд и еще кого-то, кого Анжольрас не знал. В темной бездне, под чувствительными линзами камеры, чудовищные рыбы клацали острыми зубами, выпускали фонари, заманивая жертв, и бессмысленно пялились в экран выпуклыми синими глазами. Надо же, сонно удивлялся Анжольрас. Мы живем на одной планете.

«Среди людей бывают чудовища похуже», - скалился Грантер, заканчивая очередную картину.
Анжольрас никогда ему не верил.
Ни ему, ни в него.

(Кап, кап, кап, кап, кап.)

*
Прувер продолжал уроки. Упрямо сжимал губы, отворачивался от карцера, улыбался юным и не очень ученикам и проводил целые дни, объясняя им правила грамматики прошедшего времени.

Когда они приехали сюда, «ученики» и алфавит не знали. Кажется, у них получалось.

Анжольрас был воином – учитель из него был так себе. Анжольрас, только закончивший институт, пылал жаждой всеобщей справедливости; слово «терроризм» действовало на него, как красная тряпка на быка. Когда они выбирали, куда отправиться, Комбефер пытался отговорить его, предлагал хотя бы Чад – но разве Анжольраса уговоришь. «Террор», - говорил он, «Террор, направленный против образования. Мы должны остановить это».

Мы, маленькая гуманитарная миссия. Из них и стрелять-то никто не умел – их учили на месте, на полигоне, да и то на всякий случай. Маленькая гуманитарная миссия не разгуливает по улицам с оружием.

Генерал Ламарк лично запретил Анжольрасу ввязываться в вооруженный конфликт. Лично приказал не лезть на рожон, не пытаться искать террористов. После атаки на полицейский участок он повторил свой приказ.
Но разве Анжольрас когда-то кого-нибудь слушал.

(Кроме Грантера. Грантера, который придумал шутку.)

Курфейрак забросил учеников и проводил все время на полигоне. Он учился стрелять.

Комбефер не знал, что делать.

*
(Кап, кап, кап)

Когда палачи переключились на ягодицы, стало еще больнее. Говорить было нечего, да и нечем; да и торговаться за свою жизнь он бы не стал.
Он бы попытался купить смерть. Если бы ему было, что предложить.

Руки ему связали за спиной – его же кожей, влажной и эластичной. На дневной жаре, в лучах солнца, в этом каменном мешке она высохла, задубела, впилась в запястья, раздирая их. Руки ему связали, чтобы он не мог перегрызть себе вены. Потом зубы ему выбили, а кожаные путы распороли. Губы кровоточили, половина зубов расшаталась – когда их выбивали, было даже почти не больно.

Рана на плече давно гнила, плечо почернело. Призрак Грантера больше его не касался.

Его подстрелили, как куропатку, - подстрелили, обхватили сзади, зажали рот, опрокинули на землю, накинули на голову мешок.

Анжольрас чувствовал приближение смерти – еще немного, и за нее не придется торговаться. Лица друзей мелькали перед ним, как в нелепой, больной считалочке: Комбефер, больше не будет больно, Курфейрак, улыбнись, ведь такую даму не приветствуют постной рожей, Жоли, кажется, у тебя гангрена, но это ничего, теперь уже ничего, Прувер, помнишь прошедшие дни, когда мы были так беззаботны, Боссюэ, не повезло, приятель, Баорель, разбей скотине череп напоследок, как пиньяту, ты заслужил, Фейи, а что, если все было зря, они ведь сражаются за свой народ.

Что, если все было зря.

Тогда, после ужина, Грантер отвел его на пляж. Они прошли мимо розового сада за кованой решеткой, мимо старой каменной башни, по деревянному мосту; они уходили все дальше от фонарей, от зажженных на песке костров, от пьяных студенческих вечеринок. Луны не было, и скоро – слишком скоро – они оказались в полной темноте. Океан расстилался перед ними черным зеркалом.

Анжольрас замер у кромки воды, вглядываясь в звездный купол. Он не умел видеть красоту, не обращал внимания –

(Сейчас он продал бы душу, чтобы еще раз увидеть небо)

- но звездное небо, и теплый океанский воздух, и запах роз, и дым горящих вдалеке костров, и теплый песок под босыми ногами – все это обрушилось на него, как водопад, и он стоял на берегу, и нежные волны вымывали из-под ног песок, и он чувствовал, будто нечаянно прикоснулся к вечности.

(Кап, кап, кап)

А потом Грантер, раздевшийся до плавок, налетел на него со спины, обхватил сзади, зажал рот сухой ладонью, заглушая испуганный вскрик, и опрокинул на песок – навстречу теплым волнам, в пляшущие в черном зеркале звезды. Анжольрас сжимал его руку и смеялся в его ладонь – бездумным, свободным смехом, тем, каким смеются, когда будущее прекрасно и близко, когда ничто не кажется невозможным, и когда значения не имеет ничто, кроме этой секунды.
Что, если все было бессмысленно – если его смерть будет бессмысленна?

Когда его приходят забирать на казнь, он понимает сразу. Видит по глазам.

(Кап, кап, кап, кап, кап)

Он не верил в Грантера – любил его, но не верил. Поверил, когда Грантер поехал с ними. Он думал, что после этого лета все изменится. Может, даже этим летом.
Когда его ведут на казнь, он слышит шаги друзей за спиной.

*
Комбефер освобождает Грантера, когда понимает, что в карцере нет смысла. Грантер напоминает скелет – похудел так, что кожа на скулах натягивается, как на черепе, высыхает на руках, как у мумии.

«Пес, потерявший хозяина», думает Комбефер. Курфейрак вторит ему – и тут же осекается. Анжольрас бы их не одобрил.

Грантер не ест, даже когда они его выпускают.
Он смотрит на дверь и шепчет себе под нос.

Жеан единственный, кто не боится с ним заговаривать.

*
(Кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап)

Черный глазок камеры. Анжольрас улыбается ему.

Его казнят для примера – конечно, он улыбается.

Ему надевают на голову мешок.

Грантер завел его в воду, и они поплыли – сквозь безмолвное черное зеркало, к темному горизонту. В воде мерцали звезды, пели зеленым золотом; они плыли сквозь темноту, к невидимому горизонту, едва слышные крики веселых пьяных студентов исчезали за спиной вместе с берегом, и тогда, в тишине, на мгновение, разводя руками звезды и вглядываясь в звездную сеть над головой, Анжольрас почувствовал себя почти болезненно живым.

Под ним была бездна, но тогда он о ней не думал.

«Медузы», - тихо сказал Грантер. «Маленькие. Светятся в темноте».

Анжольрас перевернулся на спину, нашел в воде его руку. Звезды были везде – перед глазами, в черном зеркале, в бархатном небе (он же не Жеан, чтобы придумывать оригинальные метафоры, право слово), и в ясных глазах Грантера, и в его сердце. И в будущем, конечно, звезды тоже были – в будущем, которое он не мог, да и не хотел, предсказать, но в которое он верил, как в себя.

Как в любовь.

Как поверил в Грантера.

Темный глазок камеры смотрит на него сквозь плесневую темноту мешка, и Анжольрас улыбается. Разрезы на щеках только-только затянулись, да и улыбки его никто не увидит, но какая теперь разница.

Может, все было напрасно. Может, его смерть будет напрасной.

В Грантера он поверил слишком поздно.

- Пусть они увидят, что ждет каждого, кто будет распространять здесь ересь, - шипит переводчик.

«Образование, мой друг, победит все», - улыбался Комбефер.

Анжольрас улыбнулся гнилому мешку, солнечным бликам, пробивавшимся сквозь протертую ткань.
Может, все было зря.

«Я верю в тебя», - прошептал Грантер ему на ухо, сжимая в объятиях.

Анжольрас улыбнулся. Его пальцы дернулись в последней попытке нашарить чужую руку.
Улыбка еще не успела сойти с его губ, как грянул залп.

*
Ролик загрузили оперативно – и еще оперативнее снесли. Грантер, проводивший сутки в обнимку с ноутбуком, конечно, успел увидеть все.
Анжольраса казнили в новолуние. Луны не было.

Грантер целую ночь провел на улице, сидел на ступеньках, улыбаясь далеким звездам, как помешанный.

Остальные сгрудились в гостиной, жались друг к другу, как щенки, и молчали.

Комбефер не мог перестать думать. Он смотрел на друзей, и думал, и задавался вопросом: что, если смерть Анжольраса была зря.

Грантер на крыльце мертвым взглядом уперся в светлеющее небо.

"Не зря",- шептал он безумно. "Не зря. Я услышал. Я верю в тебя."

*
Сутки спустя, после переговоров с генералом Ламарком, Комбефер сам вложил в руку Грантера пистолет.
Грантер поцеловал холодный металл и улыбнулся, поднимая темные глаза.

- Мы отомстим, - сказал Грантер. - Нет, не так. Мы все изменим.

Комбефера передернуло.

(Кап. Кап. Кап.)

@темы: Les Mis, дятел клавиатуры, oh those summer nights

ФБ закончилась, я убила Анжольраса, заставила Грантера выпить кислоту и слила то, ради чего шла на ФБ. я уже почти сказала "большеникагда", но как-то внезапно снова иду, и до начала офнабора на ВТФ неплохо бы перенести фичули, поотому что иначе я не сделаю этого никогда

часть 1: драбблики, второй и третий левелы, следите за рейтингом!
(и плюс один второлевельный миник.)

Название: На удачу
Бета:  myowlet
Размер: драббл, 643 слова
Пейринг/Персонажи: Фейи, Гаврош, Азельма
Категория: джен
Жанр: производственный флафф
Рейтинг: G
Краткое содержание: Веер, принятый девицей в подарок от юноши, никоим образом ее не компрометирует.

Крупные мазки алых лепестков – гибискус: редкая, изысканная красота. Скромное очарование мелькнувшей улыбки, мягкий овал лица, ямочка над верхней губой – прикосновение ангела, легкая походка, родинка на нежной щеке, тронутой юным румянцем, тонкие пальчики, запястья такие изящные, что любые драгоценные браслеты показались бы на них кандалами.

Желтое сердечко в обрамлении лучей лепестков – маргаритка: вуаль невинной скромности, чтобы обезопасить красоту от хищных взоров; желтые капельки – мимоза, стыдливость, украшение и защита от искушений.

Небесные звездочки незабудок – истинная любовь, песня юности, бесценное счастье, соединяющее два сердца в одно. Багровые подвески амаранта – любовь вечная, чтобы два сердца, раз соединившись, уже не разделялись.

По краю листа – узор из желтых роз и нежных цветков персика: розы подарят дружбу, годы счастья и радости, персик – долголетие. И переплетенные стебли пшеницы у нижнего края – для богатства и процветания.

Кисть скользит по бумаге, выводя контуры, очерчивая тени, оживляя лепестки бликами. Он забывает о времени, с головой уйдя в работу – штрих здесь, еще мазок там, яркое цветочное поле на простой белой бумаге – нужен бы шелк, богатый, гладкий, теплый кремовый оттенок, отливающий золотом в лучах полуденного солнца, шелк, достойный знатнейшей из парижских красавиц, но шелк ему не по карману. Шелка и драгоценные камни – привилегия богачей, но осталось уже недолго – а пока у него есть проворные пальцы, усидчивость, краски и цветы, и пусть бумага дешевая, а оправа старая и помутневшая, тусклые перламутровые планки, снятые с купленного по дешевке у старьевщика веера, но роспись – роспись будет достойна.

Он заканчивает работу к вечеру, оставляет лист на раме, чтобы дать ему просохнуть, а утром воскресенья осторожно закрепляет на остове, выравнивает сгибы, обрамляет припасенным кружевом – легким, почти паутинным, подходящим к полустертой резьбе на пластинах. Клей высыхает быстро, и в четыре пополудни он выходит из дома, направляясь знакомой дорогой в Сен-Лазар.

Май в этом году под конец сделался невыносимо жарким, а начало июня и вовсе превратило Париж в пекло – он будто плывет в зыбком мареве, платья столичных модниц становятся все откровеннее, тенистые сады и аллеи все многолюднее; город плавится на солнце, задыхается, и, кажется, не осталось ни одного человека, кто не ждал бы дождя.

По дороге он покупает хлеба на десять су для подвернувшихся Бове и Тибо (деньги, правда, подходят к концу, но мальчишкам хлеб нужнее, чем ему лишний стакан вина), беззаботно слушает их чириканье, невероятную историю про чей-то побег из тюрьмы и восторженное предвкушение скорой революции – "Ну и зададим мы жару легавым, дождались, теперь лисы будут травить собак, ату!". У Нотр-Дама они церемонно откланиваются и отправляются по своим делам – Тибо прослышал где-то, что будто бы в саду дома с колоннами на улице Рамбуто созрели первые яблоки. Бове, дожевывая горбушку, обещает прихватить яблочко и ему.

Гаврош ждет его на мосту, сидит на парапете, болтая ногами и насвистывая песенку. Протянутый ему веер он изучает очень придирчиво, разглядывает на солнце, взмахивает на пробу и, наконец, довольно кивает.

– То, что нужно! Пошли, – зовет он, спрыгивая с парапета. – Пока папаша не притащился за выручкой и не увел ее.

Она ждет там же, где всегда, на ступенях церкви Святой Анны, выпрашивает милостыню у замученных жарой прохожих. Кожа ее под палящим солнцем покраснела, волосы, не прикрытые шляпкой, блестят от пота, липнут ко лбу и шее. Одну руку она, заметив их, неловко прячет в складках поношенной юбки – зимой поранилась где-то, и теперь кожа на ладони будто из кусков сшита. Она поднимается, сверкает темными глазами, неловко делает книксен и улыбается – зубы у нее пока целы, ей повезло. Худая, босая, в мужской блузе, спадающей с плеча, с красными, потрескавшимися руками. Анжольрас, умей он смотреть себе под ноги, а не в будущее, узнал бы в ней Марианну.

– Эй, Азельма! – широко улыбается Гаврош. – С днем рожденья.

Когда она берет в руки веер и раскрывает его, ее лицо расцветает.

Фейи смотрит на нее, на детский восторг на некрасивом, слишком взрослом лице, на то, как ее грубые пальцы скользят по кружеву. Больше всего на свете он хочет верить, что его пожелание сбудется. И все, что он для нее загадал, станет правдой.

К вечеру начинает собираться дождь.

Название: Дорожная станция
Бета:  Баис,  Verit
Размер: драббл, 887 слов
Пейринг/Персонажи: Анжольрас, Грантер
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Иногда смерть – это переход в другой мир.
Примечание/Предупреждения: условный кроссовер с циклом Стивена Кинга "Темная башня".

Он сжимает пальцы в призрачном движении – только что, вечность назад, он держал чью-то руку, но пальцы встречают лишь пустоту.
Он открывает глаза – и слепнет от безжалостного солнечного сияния.
Он хрипит, пытаясь позвать, но на зубах скрипит песок, и слова вязнут в пересохшем горле.

– Добро пожаловать, – произносит тихий голос, и на лицо падает тень.

Анжольрас смотрит в знакомые глаза и зажмуривается. Печальное понимание в светлом взгляде жжет гораздо сильнее, чем солнце.

*

– Где мы? – хрипло спрашивает он у Грантера, когда тот дает ему напиться.

Грантер плюхается рядом с ним на песок.

– Дорожная станция, – кивает он на темное строение за спиной. – Думал, ты вспомнишь.

Волосы у Грантера отросли, падают на плечи тусклым водопадом, а лоб перевязан какой-то черной тряпкой – то ли прикрыть рану, то ли удержать на месте челку. Он выглядит странно – с этой прической, со страшным рваным шрамом на левой щеке, в непонятной одежде, почти черный от загара; он совсем незнакомый, и в то же время Анжольрас чувствует, будто никого роднее он не встречал.

Они сидят на песке посреди пустыни, рядом со странным безлюдным бараком. Перед ними, в нескольких шагах, по земле змеятся две параллельные железные линии, соединенные дощечками – уходят за горизонт, в обе стороны, кажется, Комбефер об этом однажды упоминал – о машинах, которые будут передвигаться по таким линиям без лошадей. Солнце застыло в зените, обжигающий ветер жалит лицо, и Анжольрас пьет теплую, горькую воду из странной прозрачной бутылки, ломающейся под пальцами.

– Мы мертвы, – хочет спросить он, но вопрос теряет смысл сразу же, как он позволяет ему сорваться с губ. Конечно, они мертвы. Их расстреляли во имя будущего.

Грантер безразлично пожимает плечами.

– Как посмотреть, – отвечает он. – Мы точно больше не в Канзасе, милый друг. И в том мире мы, бесспорно, мертвы. Со свободной Патрией тебе уже не познакомиться.

Анжольрас пытается придумать, что сказать – но в голове пусто, нет ни сожаления, ни вопросов. Есть только призрачная память – да и та рассыпается с каждым порывом горячего ветра, как высохший песчаный замок.

(О которых он, конечно, не должен помнить. Он ведь никогда не видел песка.)

– Я помню тебя, – говорит он наконец, просто потому, что ему вдруг начинает казаться, будто время застывает, и песок плавится под солнцем, навечно заключая их в стеклянный шар. Слова помогают, звук голоса помогает. – Я помню, что делал что-то важное, что у меня были друзья, но все как будто в тумане, а вот тебя... Как будто ты сильнее всего.

Грантер невесело улыбается.

– Обычно ты начисто меня забываешь, так что, наверное, это прогресс? Может, хоть в этот раз все повернется по-другому.

Анжольрас хмурится, пытаясь вспомнить. Грантер вытягивается на песке, закинув руки за голову, и подставляет лицо солнцу. Откуда-то неожиданно берется ворон – ломает тишину хлопаньем крыльев, садится на проржавевшую, черную вывеску "дорожной станции" и застывает, разглядывая их глянцевыми черными глазами. Анжольраса под немигающим птичьим взглядом бросает в зябкую дрожь.

– Расскажи мне, – требует он у Грантера; выходит чересчур резко, и он морщится, злясь на себя за глупый испуг. – Что происходит? Где мы? Почему ты здесь, но не остальные – и почему я помню тебя? Это чистилище? Мы должны искупить грехи?

– Вергилий из меня еще тот, – фыркает Грантер, с любопытством разглядывая его из-под темных ресниц. – Вообще-то это вроде как в первый раз. Чтобы мы оказались здесь оба. Ты или подбираешь меня здесь, или находишь по дороге.

– По дороге к чему? – нетерпеливо спрашивает Анжольрас, отбрасывая пустую ломкую бутылку. Ворон оглашает пустыню хриплым карканьем.

– К Башне, – настороженно тянет Грантер. – Ты что, и этого не помнишь?

Анжольрас качает головой, и Грантер, застонав, закрывает лицо руками.

– Заебись. Я что, должен объяснять тебе про твой же крестовый поход? Это нечестно! Это я за тобой иду, а не наоборот! Это ты ведешь нас – а я, может, вообще засел бы в ближайшем баре и дожидался вечеринки, нет, нет-нет-нет, теперь все еще хуже, чем раньше, черт возьми –

– Перестань, – морщится Анжольрас, и Грантер осекается, глубоко дышит, успокаиваясь. – Похоже, разговор предстоит долгий. Расскажи мне все, что знаешь, – с самого начала. Что мы должны сделать?

Смутное ощущение, как мираж, танцует на задворках его сознания – как будто он держит в руках что-то важное, что никогда не должен упускать. Он вспоминает, как пальцы напрасно ловили воздух, пытаясь подхватить ускользающую жизнь; вспоминает, как пули прошили тело; вспоминает, как нажимал на курок, всем существом сосредоточившись на желании уничтожить; вспоминает, как однажды, держа что-то в руке, что-то беспредельно важное, он разжал пальцы, отрекаясь. Оставляя это позади. Жертвуя. Может, думает он в неожиданно нахлынувшем дурном предчувствии, может, это и хорошо, что он не помнит.

Ворон каркает дважды, зловещим, насмешливым скрипом, и срывается в небо, царапнув когтями по ржавому железу.
Грантер потягивается, сияет белозубой улыбкой и поднимается с земли.

– С начала так с начала, – говорит он, протягивая ему руку. – Мы должны спасти мир. Миры. Все вроде как сдвинулось с места. Но если все теперь зависит от меня, то шансов у нас вообще нет, я ни разу не дожил до конца, так и знай. Я даже не знаю, какой у тебя был план.

– Какая разница, – отвечает Анжольрас, принимая его руку. – Значит, придумаем новый. Предыдущий все равно был ни к черту.

Ладонь Грантера, теплая и твердая, отвечает на его пожатие, уверенно держит, помогая подняться на ноги.

Анжольрас ничего не помнит, у него есть только Грантер и смутные обрывки тяжелых, безнадежных, болезненных решений, но, провожая взглядом исчезающую в небе точку ворона, он улыбается.

Что бы ни было раньше, и что бы им не предстояло совершить, ему почему-то кажется, что все получится.
Он не помнит, но он может верить.

В этот раз он все сделает правильно.

Название: Долго и счастливо
Бета:  Ярь
Размер: мини, 1235 слов
Пейринг/Персонажи: Курфейрак/Эпонина, упоминаются Мариус/Козетта, Анжольрас/Грантер
Категория: гет, слэш
Жанр: короткометражный ромком
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Курфейрак не любит свадьбы. Еще меньше он любит говорить торжественные речи. Дедлайны очень любят Курфейрака.
Примечания/Предупреждения: modern!AU. Песня, упомянутая в тексте: Cole Porter – Let's Do It (Let's Fall In Love)

«Сегодня, в этот поистине славный день, мой лучший друг Мариус Понмерси наконец соединил свою жизнь…»

Ну нет. Это как будто дегенерат писал. «Поистине славный день»? Кто сейчас вообще так разговаривает.

(Ладно, Жеан разговаривает. Но у Жеана будет свой собственный тост, и этого дерь– этой очаровательной устаревшей манеры всем под завязку хватит.)

«Мариус, сукин сын, как только я увидел тебя впервые, я сразу понял – вот он! Этот парень покинет нас первым. И сегодня мы провожаем тебя в последний путь – в страну законного брака, вечерних сериалов, вечного «мы» и – в перспективе – подгузников. (Да-да, подгузников, подумай, друг мой, у тебя еще есть шанс сбежать!)»

Ну да. Шикарно, Курф, так и продолжай, а потом посмотрим, сколько ты проживешь, прежде чем отец Козетты тебя кастрирует. (Второй отец. Не милый папа, а тот, другой, жуткий полицейский инспектор, после первого разговора с которым Мариусу несколько месяцев снились кошмары.)

А Мариус-то храбрый парень, если подумать. Не только отважился жениться, но и не спасовал перед таким тестем. Тестем, который поймал его, когда он лез в окно к своей тогда-еще-не-подружке. И у которого есть пистолет. Да у парня стальные яйца.

О!

«Мариус. Друг мой. Я знаю тебя уже пять лет, но никогда еще твое мужество не поражало меня столь сильно. Чувак, я видел, как ты плачешь над «Дневником памяти» – кстати, никогда, слышишь, никогда не рыдай при своей очаровательной жене, поверь мне, тебе не идет. Я выслушивал твои любовные стихи – и теперь ты мне должен, и я могу шантажировать тебя угрозой выложить их в фейсбук, никогда об этом не забывай. Я знаю, что твой любимый молочный коктейль – клубничный, а алкогольный – «Клубничный поцелуй», только обязательно с вишенкой. Я знаю, что ты ведешь дневник, и что твоя любимая пони – Эпплджек. А еще я знаю, что ты человек, который встретил девушку своей мечты – и не побоялся рискнуть ради нее всем. И даже ужас перед пушкой уважаемого инспектора не мешал тебе снова и снова пробираться к дому твоей возлюбленной, чтобы оставить в ее комнате очередной маленький сюрприз. Держу пари, инспектор, вы не знали, что когда вы поймали нашего героя в спальне вашей дочери, они еще не были зна…»

…

А ведь он, может, и правда не знает. А с него ведь станется притащиться на свадьбу с пушкой. И тогда – черт, а была бы крутая свадьба.

«Козетта! Ну как тебе понравилось быть невестой? Надеюсь, не настолько, чтобы ты начала подумывать взять себе такое прозвище. Ха-ха. Нет, серьезно. Как ты относишься к катанам?»

Ну нет. То, что у Козетты черный пояс по карате, еще не значит, что она не милое, безобидное солнышко, которым все они ее знают. Просто один из ее отцов – полицейский, а второй в прошлом был профессиональным рестлером, и они просто хотели, чтобы их девочка могла себя защитить, так что они точно не стали бы учить ее Приему Пяти Шагов, или Захвату У-Си, или…

Вот хрень. Теперь он не сможет перестать об этом думать.

«Мариус, на твоих похоронах мы включим тему из «Бешеных псов». Ты не смотрел? Посмотри. Красивое платье, Козетта, всегда так ходи, кстати, тебе бы пошел желтый спортивный костюм».

Что за бред. Сосредоточься, Курфейрак! Давай! Ты сможешь!

«Мариус. Мааааариус. Я сегодня не в форме, зато уже навеселе, так что сейчас говорить за меня будет текила, поприветствуйте» –

А это тост Грантера. Если Анжольрас вообще подпустит его к микрофону. Анжольрас. ТВОЮ ЖЕ МАТЬ.

«Мариус. Мариус. Я знаю, что я твой шафер и должен был писать свой тост и все дела, но Мариус! Люди! Все люди! Вчера я узнал – Анжольрас трахается с Грантером! Серьезно! Посмотрите, вон они, сидят вместе, говнюки, да вы мне вселенную вчера расхерачили, я нажрался, чтобы стереть это из памяти, а еще потому, что это же, мать его, невозможно, давайте же выпьем за Грантера, которому наконец свезло, у человека сбылась мечта всей жизни, и я пиздец как рад, всем бы так, но чувак, Грантер, брат, ты просто обязан сказать мне, как – иди сюда и скажи всем, что за магию ты использовал, покажи свою волшебную палочку, потому что Анжольрас – это же Анжольрас, и он никогда…»

Стоп. Дыши, Курфейрак. Дыши.

Все хорошо.

Ты сможешь. Если уж у Грантера получилось завалить Анжольраса – самого, мать его, Анжольраса, этого брата Непорочность – если возможно такое, то возможно все. Уж какой-то там тост ты точно напишешь. Давай. Подумай о любви.

«Мариус, милая Козетта, я знаю, что как шафер я должен говорить о вашей любви – и я буду говорить о любви. Любовь всегда неожиданна – она налетает, захватывает, не спрашивая, и вот уже все изменилось – из-за одного случайного взгляда, перехваченной улыбки, все меняется в одну секунду, и мир, в котором ты был королем, вдруг расцветает, вспыхивает, как новорожденная галактика, и ты больше не король, ты принадлежишь любви, ты продал бы вечность, не раздумывая, лишь бы твоя возлюбленная позволила тебе прославлять ее у ее ног. Тем, кто встретил любовь, несказанно повезло – и я хочу поздравить вас, Мариус и Козетта, дорогие мои, но еще больше я хочу сказать вам спасибо. Спасибо, что вы встретили друг друга. Мариус, спасибо, что был таким слепым –и не заметил лучшую девушку на свете. Спасибо, Козетта, что очаровала его – и пусть ее сердце пока закрыто для меня, она свободна, и я не отступлю. Эпонина. Я –»

Черт. Это отвратительно. Даже Николас Спаркс не выдал бы такого убожества, Курф, эй.

Иди проспись. Кому, в конце концов, нужны эти тосты. Кто вообще пишет их заранее? Сила в импровизации.

Завтра что-нибудь сообразим.

*
Козетта действительно красивая невеста. И фата ей очень идет, и эти невозможные рюши, и пышные юбки, и белые перчатки – на другой девушке это выглядело бы смешно, а Козетта похожа на принцессу.

Мариус, держа ее под руку, просто сияет.

Эпонина стоит за спиной Козетты, держит букет, и руки у нее совсем не дрожат. Эпонина, подружка невесты, смотрит куда угодно, только не на пару перед алтарем – разглядывает витражи, цветы, шляпки приглашенных дам, галстук деда Мариуса, руку Анжольраса на колене Грантера.

Курфейрак смотрит на Эпонину. Таращится с самым глупым видом (как любезно сообщил ему потом Боссюэ), разглядывает алое платье, причудливую прическу, идеальный маникюр, туфельки на шпильке. Он мог бы продумать тост, ведь банкет-то не за горами, а вместо этого он стоит, и пялится, и думает о том, что Эпонина ненавидит каблуки, и туфли у нее явно новые, а значит, ей сейчас, наверное, больно стоять.

Наряд, конечно, выбирала Козетта, принцессочка, солнышко, Козетта, у которой чуткости – как у куска пастилы.

Когда они перемещаются в банкетный шатер и чертов тост маячит в двух минутах, неотвратимый, как дедлайн, Курфейрака вдруг озаряет.

– Мариус, Козетта, – говорит он, поднявшись на сцену и сжимая микрофон. – Вот вы и женаты! Наконец-то.

По залу прокатывается смех, отцы Козетты улыбаются друг другу, Мариус смотрит на Курфейрака во все глаза, с восторженным ожиданием, как щенок.

– Кажется, я должен говорить тост, – продолжает Курфейрак, с трудом сдерживая ухмылку. – Но знаете что? Я не буду.

И, насладившись секундами неловкой, напряженной, растерянной тишины, он находит взглядом Эпонину, наконец оторвавшую мрачный взгляд от тарелки, и добавляет:

– Не буду говорить тост. Я его спою.

И когда в тишине, без музыки, под кашель и постукивание вилок о фарфор он предлагает залу влюбиться – как Мариус и Козетта, как все это делают, даже ленивые медузы, а в Бостоне, по слухам, даже бобы, – Эпонина ему улыбается. Поет он так себе, переделывает слова на ходу, пару раз сбивается с ритма, но харизма всегда его спасала; так что все смеются, и начинают подпевать, и хлопают в такт, и его импровизация на самом деле имеет успех.

Эпонина тоже подпевает. И улыбается.

Улыбается по-настоящему впервые за последние три недели.

Пока что – сегодня, сейчас, этого достаточно.

А там – кто знает.

Если уж Грантеру удалось, то невозможного в любви не существует.

Название: Сокровенное
Бета:  fandom Les Miserables 2013
Размер: драббл, 565 слов
Пейринг/Персонажи: Анжольрас/Грантер
Категория: слэш
Жанр: PWP, драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Тайны целомудренного лидера.
Примечание/Предупреждения: легкий даб-кон

Рубашка натягивается – белая, грубая ткань, мокрая от пота, она липнет к спине, и Анжольрас видит, как перекатываются под ней сильные мышцы.
Грантер вытирает рот тыльной стороной руки – размазывает кровь по подбородку, шипит от боли, когда костяшки проезжаются по рассеченной губе, и усмехается, поднимая на Анжольраса темный взгляд. Его соперник, поверженный, лежит на полу, ловит ртом воздух, баюкает сломанный нос.

Анжольрас сглатывает.

*

У Грантера отвратительное лицо – изъеденное пороком, грубое, будто наспех высеченное из камня пьяным резчиком. Часто – слишком часто – оно измазано грязью, кровью, блестит от пота, пугает кровожадной ухмылкой. Это не лицо человека, это карнавальная маска, гротескная, жадная, страшная.
Это лицо дьявола.

*

Член Грантера растягивает его – Анжольрас подается назад, насаживаясь глубже, до самого конца, пока не чувствует, как яйца хлопают по его заднице. Хочется кричать, но можно только мычать в подставленную руку – Грантер заботится о тишине, Грантер не хочет, чтобы кто-то знал, Грантер вздрагивает, когда Анжольрас целует его ладонь.
Анжольрас кончает с долгим всхлипом, с замученным стоном. Семя попадает на рисунки, и Грантер, усмехаясь, стирает его пальцами – вместе с углем – и размазывает Анжольрасу по нижней губе.

Они целуются до рассвета.

*

Анжольрас боится, что Грантер заметит, что поймет, почему Анжольрас, неизменно кривя губы, не сдерживая омерзения, приходит за ним в эти притоны. Кислое пиво, разлитое по полу, вязкие плевки, тяжелый, гнусный воздух, грубая ругань, разнузданное пьяное веселье – Грантер выбирает окружение себе подстать. "Что же ты, сиятельный герой?" – насмешливо кричит он поверх толпы, или пьяно шепчет Анжольрасу в ухо, нагло запуская ладонь за его пояс, царапая щеку жесткой щетиной. "Не испугался льва, но дрогнул перед чернью?"

Бояться уже поздно.

*

Грантер уродлив весь. Руки у него грубые, покрытые редкими черными волосами; Анжольрас разглядывает вздувшиеся вены, лопнувшую кожу на костяшках, грязные ногти, черные от угля и бог знает еще от чего.

Грантер толкает его к стене, давит на грудь так сильно, будто руки у него тоже из камня. Горгулья, зашитая в человеческую кожу, насмешка над жизнью, существо темное, порочное – все, что Анжольрас ненавидит, все, чего избегает.

(Все, перед чем Анжольрас бессилен.)

*

– Грантер? Что ты здесь делаешь? – хрипло спрашивает Анжольрас, пятясь назад. Грантер не позволяет ему захлопнуть дверь – отшвыривает ее пинком, хватает Анжольраса за руку, тянет на себя, обдавая винным дыханием. Его рука задирает ночную рубашку – бесцеремонно оглаживает зад, отвешивает шлепок.

От стыда у Анжольраса перехватывает горло.

(Перехватывает горло от желания.)

*

Грантер берет его за подбородок, резко, по-хозяйски, впивается в щеки ногтями. Руки липкие от вина, липкие и горькие – когда он наконец проталкивает пальцы Анжольрасу в рот, вкус почти вызывает тошноту.

Анжольрас стонет, благодарно облизывая пальцы. Грантер, хмыкая, отбирает руку, с силой давит ему на плечи.

Анжольрас опускается на колени. Грантер удерживает его, не дает ни отстраниться, ни перевести дыхание, с силой засаживает член ему в глотку, использует его, как падшую женщину, растирает слезы по его щеке.

Анжольрас слизывает свое семя с его сапог. У него горят щеки.

*

Анжольрас набрасывается на Грантера прямо в кафе, едва дождавшись, пока выйдут остальные. Красный жилет рвется под его пальцами – так легко, как будто для этого и был сделан; а вот Грантеру он не поддается, путы держат крепко. Грантер дергается, пытаясь вырваться, трется членом о край стола, стонет сквозь зубы. Анжольрас, оттянув желтую от пота рубашку, впивается зубами в его загривок.

*

У Грантера остаются следы – на запястьях, на шее. Никто не удивляется. Все привыкли.

*

Иногда Анжольрас просыпается злым и растерянным.
Он никогда не помнит своих снов.

Название: Прелюдия
Бета:  rose_rose
Размер: драббл, 597 слов
Пейринг/Персонажи: Грантер/Анжольрас
Категория: слэш
Жанр: пре-PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: "Нарисуй меня как тех французских девушек".
Примечание/Предупреждения: модерн!AU

– Я чувствую себя глупо, – жалуется Анжольрас, незаметно ерзая. Он хмурится, светлые брови сходятся, искажая лицо гримасой, и Грантер недовольно цокает языком.

– Ты сам хотел, – напоминает он, пытаясь говорить строго, но голос предает его, а угол рта ползет вверх, выдавая усмешку. – Лежи теперь и не дергайся. Я тут, может, проклинаю ту минуту, когда согласился.

Анжольрас недовольно сжимает губы, снова ерзает, скользит обнаженными ягодицами по жесткому покрывалу и вдобавок заливается краской. Грантер очень старается добавить во взгляд властной тяжести; судя по тому, как Анжольрас замирает, у него даже получается.

Анжольрас светлый, молоко сквозь золотую дымку; кожа у него нежная, как у подростка. Он краснеет неровно, удушливыми волнами, пятнами краски на скулах, потеками на шее, медленно разгорающимся пожаром на груди.

Повезло, что Грантер рисует углем.

Вокруг горят свечи – десятки, сотни свечей, насчет деталей Грантер был настойчив, и Анжольрас – бесстрашный, свободный от древних предрассудков Анжольрас, заливающийся малиновым румянцем при безжалостном электрическом освещении, в кои-то веки растерял все возражения, стоило Грантеру произнести магическое "для правильного освещения". Комната колышется в золотом мареве, тени танцуют по обнаженному телу, пробегают по втянувшемуся животу, гладят напрягшиеся соски – от холода, настаивал Анжольрас, поймав взгляд Грантера, это от холода, – да вот только сейчас лето, и даже ночью на улице под тридцать, и воздух в комнате теплый и влажный, весь сбившийся, непристойный, как дыхание любовников.

Анжольрас весь – четкие, точеные линии, Давид, в мраморное тело которого Аполлон вдохнул жизнь поцелуем, ходячее древнегреческое совершенство. Он лежит, откинувшись на подушки, старается выглядеть расслабленным, но не может; Грантер обрисовывает закинутую за голову руку, выводит напряженную линию бока, спускается к бедру, намечая силуэт. Под его взглядами – профессиональными, цепкими, внимательными взглядами – Анжольрас начинает дрожать. Грантер улыбается уголками губ – улыбается, чтобы не начать мурлыкать Элвиса. Анжольрас закрывает глаза и рвано втягивает воздух сквозь зубы.

Член у Анжольраса уж точно не древнегреческий – единственное, что выбивается, и единственное, что может сделать картину еще совершеннее. Прямой, крупный, тяжелый, идеальной длины, налитый желанием – о, да ладно, Грантер, что за любовные романы, это просто стояк, крепкий, восхитительный стояк. Член лежит на подтянутом животе, головка почти касается пупка, чуть блестит от капли выступившей смазки. Грантер обрисовывает его любовно, осторожно, даже нежно – когда он прищуривается и наклоняется вперед, чтобы получше разглядеть, как переплетаются вены, Анжольрас крупно вздрагивает и облизывает пересохшие губы.

– Уже скоро, – хрипло отвечает ему Грантер. Собственные губы, обветренные и горькие от табака, кажутся ему чужими.

Уголь осыпается, крошится, когда Грантер нажимает слишком сильно. Грантер стирает крошки с рисунка, растирает тени на поджаром животе, гладит головку подушечкой большого пальца, размазывая угольную крошку. Анжольрас часто дышит, и кожа его в свете свечей сияет манящим золотом, мышцы живота подрагивают; он больше даже не пытается притворяться.

– Давай быстрее, – приказывает он, и от жадного нетерпения в его голосе у Грантера пересыхает во рту.

– Я закончил бы полчаса назад, не будь ты такой кошмарной моделью, – подначивает он севшим голосом, соскальзывающими пальцами растирая контур яичек.

Анжольрас сглатывает, прихватывает пухлую нижнюю губу зубами – и смотрит Грантеру прямо в глаза. Сквозь жадный дурман Грантер видит, как у Анжольраса на ногах поджимаются пальцы.

Медальон он рисует последним – быстрыми росчерками, простое плетение цепочки, витая "R", и если бы у него каким-то чудом еще не стоял, сейчас встал бы точно. Уголь забивается ему под ногти, и скоро у Анжольраса останутся угольные полоски – на скулах, на шее, на запястьях, по всему телу, смазанными поцелуями, метками художника.

– Ну, – шепчет Грантер наконец, из последних сил аккуратно кладя папку на пол. – Готово, мсье. Время платить.

И Анжольрас, жадно подающийся навстречу его поцелую, в следующий час платит сполна.

С большим удовольствием.

Название: Не пей вина
Размер: драббл, 853 слова
Пейринг/Персонажи: Грантер, спойлер!Анжольрас, Жан Вальжан
Категория: джен
Жанр: survival horror
Рейтинг: NC-21
Краткое содержание: Грантер пьет – часто, со вкусом и с удовольствием. Грантер совершенно не ценит жизнь. Грантер ни на что не способен.
Ему дают шанс исправиться.
Примечание/Предупреждения: модерн!AU, гуро, кроссовер с серией фильмов "Пила"

"Здравствуй, Грантер. Я хочу сыграть с тобой в игру".

Кровь течет по щеке, срывается, падает на пол. Руки трясутся, трясутся, трясутся – кислота выплескивается из стакана, попадает на щеку. Грантер не кричит – он ревет, как зверь, вцепляется в стакан так сильно, что пальцы белеют от боли, так, что ногти ломаются о сколы. Не перевернуть, не разлить – нельзя разлить, ни в коем случае, раз-два-три-четыре-пять, Грантера трясет, как не трясло даже в адском похмелье. Его трясет, колотит, корежит; он прокусывает губу до мяса, чувствует едкую кровь на зубах. Слезы жгут глаза, как будто и они обернулись кислотой. Мышцы рук гудят от напряжения.

Стакан он удерживает.

"Ты любишь выпить, не правда ли? Ты великий охотник до зелья грез. Тьма опасного опьянения, вместо того, чтобы остановить, притягивает тебя. Ты не живешь – ты топишь свою жизнь в вине, заливаешь водкой, считаешь жизнь дешевой шуткой. Ты обсмеиваешь все, что видишь. Все, на что ты способен – пустая болтовня. Ты – это просто слова. Ты не способен ни верить, ни думать, ни хотеть. Проверим, способен ли ты жить – или можешь только умереть".

Зубы бьются о стекло. Первый глоток он не удерживает – судорожно сглатывает, веером выплевывает остатки, желудок скручивает, прошивает болью. Рот горит, как будто он проглотил головню от костра – щеки расслаиваются, на языке остаются кусочки кожи, и сам язык набухает волдырями, и горло дерет агонией, яркой, слепящей.

Он мычит – мотает головой – всхлипывает громко, раскрытым ртом, из-за чертовой ловушки ему не хватает воздуха, металл сдавливает горло тисками, кислота выскабливает голос. По подбородку течет слюна, или кровь, или пот, или слезы, или все вместе.

Он давится – кровью, отчаянием, агонией – и набирает кислоту в рот снова.

"На тебе устройство. Вокруг твоей шеи закреплен капкан. Снять его ты не сможешь. Если ловушка захлопнется, тебе размозжит лицо, штыри пробьют череп, вопьются в мозг – и ты умрешь. Он приводится в действие механизмом, который можно остановить, если разомкнуть цепь и пережечь железный штырь у тебя во рту. На столе перед тобой жидкость. Она разъест металл – если ты сможешь устоять перед своей привычкой. Когда это видео закончится, механизм будет запущен, и у тебя будет пять минут, чтобы сделать выбор. Для того, чтобы освободиться, тебе придется подняться над собой. Ты должен понять, что дело стоит больше, чем слова".

Из-под ногтей течет кровь, смешивается с желчью. Его вывернуло – желудок судорожно дернулся, он не сдержался, он сглотнул, совсем немного, но и этого хватает. Он стонет – из последних сил, выдыхает обожженным горлом, пока кислота плотоядным червем скользит по пищеводу в желудок.

Отдышаться – сквозь кровь и металл, сквозь едкую вонь – пахнет хлором, пахнет больницей, пахнет смертью – поднять стакан снова.

Он пытается сжать зубы – удержать рот закрытым – но штырь мешается, железо шипит, растворяясь, но медленно, слишком медленно. В ушах тяжело бухает взбесившееся сердце; весь он сейчас – хриплое, с присвистом, дыхание, истошные всхлипы, стон, щелчки таймера, мелкий, истерический стук зубов по металлу. Он – боль, он – отчаяние, он – оранжевая смерть во рту, яд, спасение, изувеченность, жизнь.

Он хочет жить.

Железный ошейник, темные шипы, зубастая ухмылка смерти. Кожа на щеках рвется вокруг железной трубки – кожа становится все тоньше и тоньше, поддается, эластичная, как пластилин, мягкая, как воск. Потому что изнутри щеки растворяются, расслаиваются, оседают кровавыми хлопьями, и во рту уже не кислота, а вязкая каша, господь в небесах, да за что же, что он сделал – оно ведь прожжет ему лицо, быстрее, чем эту чертову трубку, выжжет челюсть, она оторвется, упадет на капкан с влажным шлепком, и он не сможет пить, не сможет не глотать, а потом капкан захлопнется – нет-нет-нет, держать, держать, не глотай, всегда есть шанс выжить, конструктор честный, он не лжет, Анжольрас знает, Анжольрас же выжил, выжить, выжить.

Трубка все тоньше – уже не давит на язык, уже поддается. Язык цепляется за шестеренки – вот что за механизм, вот почему "разомкнуть цепь" – остается на них кусками, которые тут же тают. Тридцать восемь – тридцать семь – тридцать шесть – цифры на таймере пляшут перед глазами, реальность мутная, как будто он смотрит сквозь туман.

Он выплевывает кислоту – кровавую кашу – свои зубы. Кончик языка болтается на обнажившейся мышце, задевает обожженный рот, отрывается, когда руки снова дрожат и стакан с силой бьется о губы.

Еще глоток.

Девятнадцать. Семнадцать.

Еще.

Еще.

*

Вальжан видит, как у Анжольраса расслабляются плечи. На мониторе отсчет заканчивается – Грантер упал раньше, сознание не выдержало болевого шока, но он успел – капкан не захлопнулся. Теперь он выживет.

– Тебе его жаль? – спрашивает он, пока они идут по коридору, Анжольрас – резко, почти бегом, Вальжан с трудом за ним поспевает. – Не стоит. Ты знаешь, что так будет лучше. Ты сам хотел, чтобы он узнал цену жизни.

Анжольрас кивает. Вальжан им восхищается – не каждый выдержал бы такое зрелище, особенно если жертва – друг. Не каждый смог бы пойти на такое, переступить через свою жалость, через себя. Вальжан не ошибся, когда выбрал Анжольраса. Не ошибся, что тот поймет.

В камере Анжольрас почти бросается к Грантеру, забывает об осторожности, забывает о маске, Вальжан еле успевает удержать его. Ничего удивительного, конечно, у мальчика это только третья игра, он еще не привык. Время будет.

Пора начинать готовить игру для инспектора.

_________
Примечание: Кислота, которую должен "не пить" Грантер – Aqua Regis, смесь соляной и азотной кислот, известная также как "Царская водка".

Название: Если друг оказался вдруг
Бета:  Verit
Размер: драббл, 859 слов
Пейринг/Персонажи: Курфейрак/Мариус
Категория: пре-слэш на фоне гета
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: "Парни все время это делают. Ничего такого".
Примечание/Предупреждения: модерн!AU, спойлерфёрст-тайм

– Эй, чувак, – совершенно обычным голосом зовет Курфейрак, и Мариус застывает, схватившись за дверную ручку, и больно стукается лбом о дверь.

Лицо у него горит так, что дерево должно бы вспыхнуть от удара. Начался бы пожар, и Мариус, может быть, сгорел бы от стыда в буквальном смысле, и это было бы здорово, это было бы классно, это бы решило все проблемы.

И именно поэтому, конечно, никакой пожар не начинается. Мариус стоит, прижавшись лбом к двери, жалобно дергает ручку потными ладонями (о господи, что он сделал, почему даже его собственный мозг его ненавидит?!), и уши у него просто пылают, а он как раз недавно подстригся, так что теперь все видно, как на рыжей витрине.

И у него стоит член. Потому что за его спиной на большом экране Саша Грейт – Грейт же? – громко стонет в стереосистему, насаживаясь на чей-то огромный член.
Или на два огромных члена. О боже.

А Курфейрак, кажется, до сих пор не застегнул штаны – и зовет его, совершенно обычным голосом, едва-едва перекрывающим хлюпающие звуки.

Член Мариуса дергается, как будто у него есть собственный разум. Член Мариуса очень хочет остаться и посмотреть фильм.

– Чувак, – с ленцой тянет Курфейрак, как будто это не его Мариус только что застал со спущенными штанами за просмотром этого. – Расслабься, что ты? Мы же оба парни, чего стесняться. Хочешь, присоединяйся. Кино хорошее.

"Да, да, выеби меня, трахни эту грязную задницу, давай, ну, блять, я кончаю, твой член в моей жопе такой охуительный, да, да, еще", – громко стонет Саша Грейт. Член Мариуса не сомневается, что кино хорошее. Мариус проклинает себя за то, что выучил английский.

И за слабоволие проклинает. Но ему восемнадцать, он только-только съехал от деда и никогда не смотрел порно. Сашу он знает по рассказам Курфейрака – тот большой поклонник. У него в комнате даже есть постер.

(Не то чтобы Мариус когда-либо заходил в комнату Курфейрака, когда того не было дома. И не то чтобы он разглядывал постер. Ну, вы понимаете. Никаких постеров он никогда не разглядывал.)

Мариус разворачивается, наконец отпускает ручку, неловко вытирает ладони о джинсы (и неловко задевает рукой член, и скулит, прикусывая губу). Курфейрак улыбается, как кошка, слопавшая хозяйский стейк, и даже облизывается – Мариус видит это краем глаза, потому что Саше, кажется действительно нравится – она так трясет задницей, с таким пылом насаживается на член, что Мариус даже на секунду ей завидует, ведь ей, кажется, куда круче, чем парням, неужели это действительно так приятно?

– Ты присаживайся, – мягко приглашает Курфейрак, похлопывая по дивану рядом с собой. Мариус бухается, как мешок картошки – задевает Курфейрака бедром, засмотревшись на Сашу, и да, совершенно точно два члена. Уши все еще горят, но раз Курфейрак сказал, что все в порядке...

– Не стесняйся, – подбадривает Курфейрак, – можешь тоже подрочить. Что я, членов не видел. Не будь девчонкой.

Мариусу так жарко, что он не может говорить, с трудом заставляет себя кивнуть, потому что он прилепился глазами к экрану, как будто Саша Грейт и ее блестящая от масла задница его загипнотизировали. Его рука сама собой ложится на вздувшийся бугор на джинсах, поглаживает член через плотную грубую ткань. С губ сам собой срывается звук – тоненький, отчаянный скулеж, последний гвоздь в гроб его мужественности. И. Ему. Плевать.

Курфейрак хмыкает и, наверное, закатывает глаза: Мариус не видит, конечно, просто Курфейрак почему-то часто на него так реагирует. А Мариус смотрит, как Саша одним движением заглатывает третий член по самые яйца, втягивает щеки и стонет, причмокивая, как будто сосет потрясающе вкусный леденец; и пальцы его как-то сами собой расстегивают пуговицу, дергают вниз молнию, и наконец-то, наконец-то обхватывают член.

Мариус тут бы и кончил, в этот самый момент. Но тут рука Курфейрака нежно перехватыват его запястье (и Мариус взвизгивает, правда, по-настоящему взвизгивает, ну-ка, что он там думал про последний гвоздь в гроб?).

– Знаешь, можно и помочь друг другу, – пока Мариус пытается перевести дыхание, Курфейрак наклоняется к нему, щекотно трется об ухо кончиком носа, обдает его щеку влажным шепотом. – Это приятно, и ничего такого. Парни так делают. Постоянно.

Мариус судорожно втягивает воздух сквозь зубы – Саша облизывает чьи-то яйца, широкими мазками, постанывая от удовольствия – и мягкие губы Курфейрака смыкаются на его мочке – и подушечка чужого пальца легко, почти призрачно скользит по головке члена – и Мариус стонет в голос, откидывая голову. Курфейрак улыбается, и в этот раз Мариус знает точно, потому что чувствует эту улыбку кожей.

Как только пальцы Курфейрака обхватывают его член, он кончает.

С коротким, жалобным всхлипом, цепляясь за рукчу дивана. Толкаясь в расслабленный кулак так отчаянно, как будто это его первый раз.

(Это его первый раз не со своей рукой.)

Саша, конечно, держится дольше – когда у Мариуса перестает звенеть в ушах, он снова слышит ее нетерпеливые стоны. Глаза Мариус открыть боится.

– Видишь. Это круто и совершенно нормально, – хрипло шепчет Курфейрак и прижимается губами к его виску.

Мариус вздыхает.

Саша, судя по изменившимся стонам, снова у кого-то сосет. Так жадно, что у Мариуса почти встает снова.

Может, если помогать друг другу нормально, то Курфейрак не будет против, если Мариус... как-нибудь попробует. Ртом. Ничего такого, конечно – ему просто интересно, почему Саше так это нравится.

Набравшись наконец смелости, Мариус открывает глаза – и упирается взглядом в пах Курфейрака. Член у друга все еще стоит.

Мариус облизывает губы.

@темы: Les Mis, дятел клавиатуры, oh those summer nights

хочу сходить на все
"закаты на третьей улице"!!

@темы: sukiyanen, попкорн

THERE.

Напишу потом что-нибудь про ФБ, наверное, и фички бы перенести, но пока... пока это просто НАША ПОСЛЕДНЯЯ ВЫКЛАДКА НА ЭТОЙ ФБ
(и по этому случаю я научилась делать таблички, и даже цветные, посмотрите только!)
так что я просто полежу тут и подумаю о том, что я чувствую.
*фейерверк*

@темы: les mis, oh those summer nights

МАРВЕЛ. ЧТО Я ВАМ СЕГОДНЯ ТАКОГО СДЕЛАЛА, МАРВЕЛ.

30.10.2013 в 17:34

Пишет  Fox_berry:

...
БОЖЕ.

URL записи

@темы: СЕЗОН В АДУ

марвел - бессердечные ублюдки, ненавижу марвел

только я подумала, что все, осень, трава не вставляет, фикло не вставляет, пейринги не вставляют, ура, стану нормальным человеком, обрадовалась я
(за пару дней до "тора", но ладно, это отдельная маленькая завеса жалости, не будем пока об этом)

так вот. мне параллелен кэп и еще более параллельны кэпостарки. фильм про кэпа я смотрела один раз, год назад, и запомнила из него только то, что он был уныл и фейспалмен, а еще милого друга кэпа
(того, который спойлер, протухший два года назад, но вдругумер, да)
я бы и второй фильм про кэпа смотреть не стала. но тут трейлер, у меня в ленте какой-то парень со щитом и подводкой, ну когда это я могла устоять перед парнем с подводкой. так что я пожала плечами и посмотрела трейлер. из любопытства.

А ВОТ ЗДЕСЬ МАСКИРОВОЧНАЯ СИСТЕМА ЖАЛОСТИ. ХЕЛИКЕРРИЕР ЖАЛОСТИ.

[x]



ВСЕ.

ШЕСТЬ УТРА, Я ПЕРЕСМОТРЕЛА ФИЛЬМ, НАЧИТАЛАСЬ ФИКЛА
ФИЛЬМ ВСЕ ЕЩЕ УНЫЛ
НО
КАК МНЕ МОГ БЫТЬ ПАРАЛЛЕЛЕН КЭП ОН ЖЕ ТАКОЙ АДОРКАБЛ



и, конечно
даже если ты не хочешь шипперить персонажа, марвел тебя заставит, потому что они ублюдки



[x]

я рыдаю и горю, горю и рыдаю, дайте мне зимнего солдата, дайте ПРЯМО СЕЙЧАС
*миллион рыдающих смайликов, водка, слезы, мороженое со вкусом слез*

@темы: пидрилы

@темы: галлюциноген

ранее в нашем шоукак-то у меня в последнее время проблемы с содержательными постами, а написать ничего не могу, какой-то затык. ездила на выходные бухать отмечать день рожденья подруги, нажралась абсента, обсудили с милым мальчиком навального под коктейль, и под вино, и под пиво. у меня в черновиках пять постов, написанных с вайфая в клубном туалете в два часа ночи - понимаете? даже после абсента, текилы и ху ноуз вот элс я оставляла посты в черновиках, чтобы прочитать их наутро.

короче, раз уж с содержательными постами проблемы, я хочу замутить флэшмоб. (сперла у змейки, змейка, пурфупур вам, вы сломали меня найтвейлом, а теперь я качаю пои)
так. ФЛЭШМОБ.

в комментах к этому посту вы можете спросить меня о чем угодно в форме "монпарнас и ...", а я выдам десять пунктов в ответ. люблю дурацкие вопросы, люблю флэшмобы, отвечу честно!

красивая аттеншн пикАТТЕНШН ПИК



От  курфейрак не стой как рак - целая серия! тут пока не все, но все будет :3

Монпарнас и ФБ подождал бы ты деанона, курф, мне бы было где развернуться но уж как есть

читать дальше1. Я очень долго стеснялась подать заявку в команду. Это мой первый активный фандом, и тут же я увидела в списке команды одного давно запавшего мне в душу монстра и много олдфагов и, ну, вы понимаете. Я стеснялась чудовищно.
2. На ФБ я окончательно поняла, что дедлайны меня мотивируют. А еще дедлайны - это плохо, я сама же из-за них психую, но ведь в них может родиться что-нибудь спонтанно-клевое, так что... Так что. Научилась ли я чему-нибудь? Узнаем на ВТФ/ФБ-14.
3. Я очень люблю сложившуюся команду - хотя поначалу было не без конфликтов (и с моей стороны в том числе, конечно), под конец, мне кажется, все устаканилось, нашелся баланс, и это было действительно круто :3 С другой стороны, я поняла, что я не слишком-то командный игрок - я as is, без притирок, эмоциональна, эгоистична и всякое. Огромное спасибо котикам, которые меня терпели) Мне еще многому нужно учиться.)
4. Я не слишком люблю фандом. Это я поняла как раз в процессе ФБ - ближе к концу, правда. Но, простите, ближе к концу или нет, но во время ФБ мое мнение о фандоме рухнуло куда-то в область дна марианской впадины. Читают, но не голосуют, всем вечно недодают, все не так, ой, но мы же вас любим - и? У лавлесса, например, тред от выкладок с покерфейсом сидел или кривился, но голосовал, и лавлесс, маленький, молчаливый и тихий фандом, за своих голосовал так, что они по промежуточным итогам выше нас. Нас же в треде обсуждали и няшили - и где мы? Кто-то идеологически не голосует, кому-то лень, кому-то звезды не так встали. Отлично, фадом лесмиз, что я могу сказать. Да, да, потребительское отношение некоторой части фандома серьезно меня взбесило. Да, фандом должен голосовать из-за лояльности, даже если ему недодали, да, фандом мог бы и почитать вальвер, потому что фики у нас и правда хорошие, да, фандом мог бы много чего. Но не сделал. Фандом сгенерировал 123 заявки на кинк-тур за сутки, но за все время ФБ не додумался прийти в пост на инсайде или заказать свой кинк в треде. А ведь авторам на ФБ могли бы пригодиться кинковые заявочки. Возможно, вам недодали именно из-за вас.
Это именно он, тот, кого вы так долго ждали. Баттхерт, великий и ужасный. Приятного аппетита.
5. От организации зависит МНОГОЕ. С другой стороны, в собственной неорганизованности всегда виноват ты сам.
6. На ФБ у меня случился приступ белоплащизма - мне стало стыдно представлять канон тупым пвп, отличающимся от пвп остальных 240 команд только именами. А для того, чтобы написать годное вхарактерное пвп, я пока не обладаю достаточным скиллом. Но я не сдамся! Однажды... Однажды.
7. Как ни странно, ФБ научила меня больше ценить канон - не просто использовать персонажей на поиграться, но и всегда помнить о кирпиче. ФБ напомнила мне о том, из-за чего я вообще пришла в фандом: об идеях и сильных характерах. Я не написала свой дримфик на этой ФБ, но я хотя бы немного приблизилась к пониманию того, каким он должен быть.
8. Я не сделала и половины из задуманного, и мне стыдно, но не очень, на самом-то деле. Потому что ФБ научила меня еще одной вещи: идешь на ФБ - устраивай фан сам себе. По сути, ФБ обернулась чистым фантворчеством - вернула к истокам, так сказать. Несмотря на все проблемы и баттхерты, главное - процесс и фан от него. Если я не смогла сейчас воплотить идею - я воплощу ее попозже, когда буду готова. Я стала относиться к своим фикам куда спокойнее. Левелап!
9. На ВТФ я хочу пойти рыбой-дебилом, но никогда не смогу пойти рыбой-дебилом. Совесть не позволит.
10. Это было весело. Риалли.

монпарнас и революция

читать дальше1. я не считаю революцию ни жестоким, ни тем более бессмысленным делом.
2. меня никогда не было бы в лесмиз фандоме, если бы я не пошла в кинотеатр, пребывая в безднах безнадежного баттхерта касательно текущей политической ситуации, и не увидела в анжольрасе все то, чего мне в тот момент безумно не хватало. я не заметила грантера и покривила мордочку на очевидный вальвер - даже в тред я заглянула только потому, что анжольрас прекрасен и совершенен и РЕВОЛЮЦИЯ.
3. тот факт, что персонаж 19 века отлично ложится на современные российские реалии и выражает все мои чувства, делает мне по-настоящему больно.
4. биография Бакунина мне сильно доставляет. это такой ультимейт-Баорель, прокачанный и с годмодом.
5. я университетский планктон, даже не офисный. людьми, которые делали революции, людьми, готовыми на это пойти и позвать за собой других, я искренне восхищаюсь - и не менее искренне им завидую.
6. если бы нашелся лидер, готовый устроить революцию прямо здесь и сейчас - я бы не думала, я бы пошла за ним.
7. я люблю французов, которые ебашили революцию за революцией, пока не добились своего, и не люблю пораженческий подход к делу, когда "однажды не получилось? все тлен. следующие двадцать лет мы посвятим тоске по неслучившейся мечте".
8. лучше умереть на баррикаде в двадцать пять, чем прожить долгую осторожную жизнь, мимикрировать и умереть в восемьдесят-с-гаком лет в своей постели, так и не попытавшись ничего изменить.
9. так или иначе, революция россии необходима. я не говорю о военном перевороте - революции бывают разные, в том числе и интеллектуальные. или сексуальные.
10. противники "жестокости" и "бессмысленных смертей" вызывают у меня баттхерт. конечно, мы будем сидеть тихо и мириться или сваливать еще сто лет, пока не бомбанет - в тысячу раз хуже, чем было бы, если бы все боролись последовательно, а не терпели. а когда через сотню лет таки бомбанет, следующие сто лет мы будем оттирать кишки от стен и пытаться об этом забыть. правда - иногда жестокость необходима.

монпарнас и алкоголь

читать дальше1. МИСТЕР НАЛИВАНДЕР
2. я обожаю кир рояль, но чем больше раз я его пробую, тем сильнее убеждаюсь, что самый лучший я все-таки пила на Елисейских полях.
3. я люблю вино и даже как-то там в нем разбираюсь - шапочно, конечно, совсем не на уровне сомелье, но тем не менее - это все жутко интересно. однажды, когда я вырасту и стану богатой и знаменитой, у меня будет подвал с коллекционным вином, и я наконец перепробую все, о чем мечтала, и по-настоящему научусь в этом разбираться. вино - отличный напиток.
4. во франции я приучилась не столько пить бокал вина каждый вечер, сколько не видеть в этом ничего плохого. я пью бокал вина на ночь периодически, и чувствую себя прекрасно. вино под стейк или с бри или камембером делает мне совсем хорошо.
5. я пила абсент, и не раз, и если чистый абсент меня отрезвляет и просто вызывает жор, то коктейли с абсентом - отличная штука, рекомендую! одна из немногих вещей, способных заставить меня по-настоящему опьянеть.
6. ненавижу мартини. оно терпимо только сухое и только с водкой.
7. люблю сладенькое шампанское. и сухое вино. на моем дорогом выпускном в универе было сухое шампанское и полусладкое вино, так что я за свой счет пила пиво. до сих пор ненавижу организаторов.
8. я до сих пор не помню, что случилось в Ночь взятия Бастилии. Мне было 16, я была во Франции, на вечеринке, где проставлялись испанские студенты, и это был единственный раз, когда я напилась настолько, чтобы ничего не помнить.
9. никогда не пейте с испанцами текилу. никогда.
10. я люблю виски со льдом, терпеть не могу коньяк и джин, а еще я люблю, когда алкоголь сочетается с едой, чтобы по правилам и вкусам. если удается найти правильный баланс - это действительно удовольствие.

монпарнас и ненависть

читать дальше1. ненависть непродуктивна и деструктивна, мне не нравится ее чувствовать - и я очень, очень редко приближаюсь к искренней ненависти, потому что это слишком сильное чувство.
2. правда, мне даже читать или смотреть про нее неинтересно, потому что это глупое чувство. я редко когда сочувствую герою, у которого ненависть - основная мотивация.
3. МЕДВЕПУТЫ И РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА
4. я никого не ненавижу. вот совсем. (КРОМЕ ПУНКТА ТРИ ОК) я вспыльчивая, но отходчивая, мое штормовое "ненавижу" превращается в мирный штиль сразу после выплеска эмоций.
5. зато если эмоции вовремя выплеснуть не удается, а раздражающий элемент капает на мозг постоянно, все заканчивается очень плохо.
6. окей, я не ненавижу никого персонифицированно, но есть категория людей, которая вызывает во мне СРАНОЕ ИЗВЕРЖЕНИЕ ВУЛКАНА НЕНАВИСТИ. это люди - и особенно мужчины - которые унижают/обижают слабых. Просто слабых, или тех кто заведомо слабее их, и еще и за этот счет самоутверждаются. Нет ничего более низкого, отвратительного и убогого. Ничто больше не заставляет меня так сильно желать крови. КРОВИ.
7. зато я люблю песни про ненависть! под них здорово спонтанно беситься. очень релаксирует.
8. после выплеска негативных эмоций я обычно чувствую себя не спокойной, а опустошенной. ><
9. абстрактные вещи вроде нытья, гомофобии, расизма и псевдофеминизма я тоже ненавижу. абстракции ненавидеть проще; не переносить свою ненависть к абстракциям на людей, им подверженных, сложно. но я работаю над собой и учусь не впадать в берсерк-мод даже при явлении в окружении внезапных сторонников медвепутов. ненависть ненавистью, а какой в ней смысл? лучше познавать дзен, говорить, объяснять и перевоспитывать.
10. что за вопрос, ненавижу его, еле наскребла десять пунктов

монпарнас и фандомы

читать дальше1. давным-давно, на заре модемного интеренета, маленькая я, впервые увидев яндекс, вбила туда то, что больше всего занимало мои мысли на тот момент: леголас арагорн. дальше представьте сами х)) очнулась я уже по уши в слэше.
2. до лесмис у меня никогда не возникало желания влиться в фандом - читать-то я читала, и много, а вот тусить/участвовать совсем не хотелось. в каком-то мохнатом году я делала робкие попытки влиться в лавлесс, но дальше робких попыток и чудовищного незаконченного фичка не пошло.
3. вообще я какой-то фандомный интроверт, сижу, упарываюсь тихо сам с собою, и мне норм. раньше было. теперь, лишившись фичковой девственности, совсем тихо упарываться не получается, надо писать
4. я привыкла считать, что англофикло больше, круче и разнообразнее нашего, но фандом лесмиз этот шаблон разорвал в клочья, истоптал, поджег и нассал на него.
5. фандом упарывает меня редко, но метко. тот же лавлесс (макси-хедканон за что ты мучаешь меня просто за что), или вот лесмиз теперь. вляпался - так сиди, расслабься и получай удовольствие
6. иногда я хочу большой фандом, чтобы с кучей народа, игрульками, вечной движухой и морями фидбека. но с большими фандомами у меня не складывается - либо меня прет сугубо канон, а пейринги не вставляют вообще, либо я шипперю каких-нибудь чуваков из заднего ряда, которые промелькнули в каноне на три секунды и которых больше не шипперит никто. йей.
7. я много всего перечитала в фандоме ГП, но теперь хочу от него только одного - километрового джена про Гриндельвальда. вообще я хочу его от Джоан Роулинг, но кхм
8. у меня с большинством популярных фандомов хроническое анпопьюлар опинион тайм, хроническое. десятый доктор/теннант? все его обожают, меня он немного сквикает. кастиэль/дестиэль? даже начинать не буду. ханнигрэм? я не шипперю ханнигрэм, хотя это почти импоссибл. и так далее.
9. я подозреваю, что это карма, накопленная годами моего пассивного потребительства, но очень хочу, чтобы лесмис фандом больше писал и генерировал всякого!
10. чем больше всего фандомного читаешь, тем чаще все повторяется, независимо от фандома. это угнетает.

new! монпарнас и друзья

читать дальше1. близких друзей у меня немного, зато они проверенные временем, безумием и алкоголем и совершенно прекрасные
2. я не люблю компании - ну как "не люблю", просто пока что у меня с ними не складывается. то ли со мной что-то не то, то ли компании такие, но комфортнее всего я себя чувствую в группе из трех-четырех человек.
3. на приятелей это не распространяется - если речь о том, чтобы потучить, то чем больще народа и чем он упоротей, тем лучше х)
4. в школе я до седьмого класса была местной королевой улья, пока однажды не проснулась и не поняла, что меня все бесит. тогда я послала всех своих популярных друзей, переехала к хулиганам на заднюю парту, несколько лет провела гордым волком-одиночкой и до сих пор не понимаю (и не помню), что на меня тогда нашло.
5. как следствие, со школьных времен у меня осталась всего одна подруга и пара приятелей.
6. с одной из первых моих подруг мы дружим с пяти лет и до сих пор, в этом году у нас юбилей. она прислала мне письмо из хогвартса, просто чтобы меня порадовать! и она может сделать любой день клевым, даже мой день рожденья этой зимой она из унылого превратила в праздник, мы можем семь часов проговорить по телефону, знаем друг друга как никто и понимаем друг друга до мелочей, даже если не общаемся по полгода и меняемся, и я безумно ее люблю.
7. я привязываюсь к людям тяжело, но зато надолго. если кто-то стал моим другом, я от дружбы не откажусь и не порву ее, если этот человек по каким-то причинам не захочет сам этого сделать.
8. в моей жизни есть всего один человек, дружбу которого я потеряла и безумно об этом жалею. это было пять лет назад, в голове у меня была такая колония тараканов, что я сама бы не стала с собой того разлива дружить, и я сама все испортила, но я все еще скучаю, хотя вроде бы и не должна. но теперь я себе хоть признаться могу в том, что скучаю.
9. решение начать учить японский было одним из самых лучших в моей жизни.
10. я люблю делать подарки, мелкие и незначительные, или хендмейд, или написать что-нибудь, но редко делаю, потому что боюсь, что меня поймут неправильно. но тех людей, которых я особенно люблю, я отпугнуть не боюсь, так что дарю всякое из серии "увидел и подумал" ^_^

от  Любительница чужих историй - монпарнас и хедканоны

читать дальше1. Еще в третьем треде я случайным комментом спровоцировала модерн!ау (а ведь тогда я не знала об англофандоме!), а потом из-за моей простынки расплодились монпарнас/прувер, так что хедканоны у меня довольно забористые ^_^ (и я горжусь этим темными одинокими ночами)
2. Мои хедканоны убойны для моего собственного мозга - однажды придумав себе фансервисный хедканон по лавлессу, я вляпалась в него так, что не могу забыть его уже лет пять, если не больше. (совершенно точно больше, но я не буду говорить, насколько. и сколько мне тогда, в первый раз, было лет, я тоже не скажу. я делаю вид, что чту закон, а еще сияние весны в моих глазах должно отвлекать вас от всякого!)
3. Я не люблю мезераблеанглофандом отчасти потому, что у них не мои хедканоны. Анжольрас-недевственник? Благден!грантер? какой-то ебучий неадекватный бдсм, никакого отношения не имеющий к канонным характерам? Я не люблю англофандом и не читаю там почти ничего. От стояния на табуретке в белом плащике меня отделяет только... а не знаю я, что меня отделяет. Я никому не запрещаю дрочить на свои кинки и даже не думаю указывать - я тихонечко сквикаюсь. Но сквикает меня много что. Возможно, это потому, что тут у меня первый мой настоящий/активный фандом: я все еще учусь принимать чужие хедканоны и не скакать с копьем наперевес клеймить неугодное оосшным. Я регулярно медитирую, и интерпретации некоторых авторов мне очень заходят, но до идеального дзена мне еще далеко.
4. Двойные стандарты - мое все. однажды я написала тройничок курф/анжо/ферр, но этот тройничок теперь сквикает меня просто до звезд в глазах (да и тогда сквикал, в общем-то, я просто пыталась выразить свою боль.)
5. Хедканоны у меня довольно подвижные, туда что угодно может вписаться, если я себе смогу это обосновать, или если чужой обоснуй зацепит, или если деталь интересная, или если мне скучно. Но в то же время я к ним отношусь ревностно. Чужим сильным и оформленным хедканонам в мои сильные и оформленные вход воспрещен например, Грантер у меня никогда больше не будет иметь никаких сношений с Сартром
6. Грантер курит трубку, потому что выпендривается. Таскает у Жоли и курит, повергая того в панику.
7. я не люблю авторов, которые натягивают героев на свой соционический тим, а отп - на свою дуальную пару. *злобно покосилась на некоего лавлесс-автора*
хедканоны - хорошо, много селф-инсерта и сублимации - плохо. (на самом деле, конечно, нет, фанфикшен же для фана и сделан, но фики "с претензией" таки должны быть про персонажей, а не про автора. чем больше претензия, тем большее фу таким фикам, вот что.)
8. я читала слишком много Бальзака и Мопассана, так что счастливая семейная жизнь Мариуса и Козетты в моем тоскливом хедканоне слишком быстро заканчивается D:
9. найтвейл - самый плодородный для травянистых хедканонов фандом эвер. такая свобода, совсем нет такой тонны сквиков, как в лесмиз, чужие хедканоны, даже противоречащие моим, заходят со свистом, если интересные (а чаще всего они да) *___*
10. что больше всего не люблю в хедканонах? это сублимация фиков. суррогат. я, например, если составлю список хедканонов, просто потеряю к ним интерес и точно не напишу по ним ничего развернутого - и я боюсь, что у многих так же. не надо записывать хедканоны саммари! пишите фики! много фиков!

от  Fox_berry - монпарнас и учеба а про фб я тебе тоже отвечу, но уже после деанона хд

читать дальше1. я вроде и люблю учиться, а вроде и нет. все зависит от того, насколько мне интересно.
2. всю жизнь я пинаю хуи, а потом дедлайню и запихиваю в себя кучу информации слету, и всю жизнь это работало) не надо так, это плохо! но у меня это работало.
3. в мире есть куча интересных вещей - химия, и квантовая физика, и какие-нибудь особенности мировоззрения народа маори, и племенные татуировки, и культы и обряды, и голубые гиганты и двойные звезды, и... целая вселенная удивительных вещей. то, что я никогда не смогу узнать все обо всем, что мне интересно - это боль! так что не знаю, кто как, а я вот думаю, что в первую очередь наука должна заняться способами продления человеческой жизни лет на сто, чтобы было побольше времени :3
4. ненавижу экзамены, потому что это лотерея; обожаю экзамены, когда мне везет.
5. я всю оставшуюся жизнь буду жалеть, что пошла на поводу у научницы и согласилась на тему, которая бессмысленный СПГС и убожество совершенно мне неинтересна. но я сама виновата, это точно.
6. мне нравится "интерактивное" обучение - с разными типами заданий, играми, моделированием, изменением традиционной дистанции "учитель-ученик" и прочим. чем писать реферат о Юджине О'Ниле, я бы лучше придумала игру или сняла кинцо.
7. языки я учу как угодно, но не по правилам - например, у меня вроде свободный английский, но выучила я его по книгам, кино и сериальчикам и до сих пор впадаю в ступор, если спросить меня о грамматических правилах.
8. хочу быть вечным студентом, правда
9. мне всю жизнь не нравилась русская литература - потому что подавали ее из серии "что хотел сказать автор", потому что она казалась мне занудной и депрессивной, по многим причинам. а потом я посмотрела "Берег Утопии", а потом у меня наконец-то появился препод, который рассказывал не тупо про произведения и идеи, а про людей и эпоху. это было чудесно и радикально изменило мне мнение о русской литературе)
10. люблю учиться на собственных ошибках.

new! монпарнас и дайри

читать дальше1. я проторчала на дайри призраком чудовищно долго, и, наверное, так и не сделала бы днявочку, не случись со мной в одно и то же время упорос в локитредике и ВНЕЗАПНОЕ ОБРЕТЕНИЕ СОШИППЕРА ПО ПЕРВЫМ БИЛАВДАМ. я до сих пор думаю, что это была судьба
2. я практически ничего не пишу о личном, потому что все мои личные дневники неизбежно скатываются в нытье и самокопание, на которое мне же самой потом противно смотреть. моя днявочка - это не столько дневник, сколько уютненькое такое место для всяческих клевых фанатских штуковин, и мне так нравится <3
3. иногда я пописываюсмь на людей сразу, иногда долго хожу кругами; одно время я ни на кого не подписывалась, потому что мне очень нравилась цифра "42" в избранных. хд
4. черновиков у меня тоже долгое время было ровно 42.
5. у меня в избранном есть люди, которых просто интересно читать, а есть такие, которые нереально мне нравятся и я просто хочу перебороть стеснительность и прийти с ними дружить, но стесняюсь. потому что в 99% случаев я хочу быть радостным гиперактивным щеночком, который вваливается в чужой дайрик, бегает повсюду с визгами и мимоходом от восторга жует любимые туфли хозяина, а 1 адекватный процент смотрит на это и...
6. не смотря на это, у себя я люблю и с радостью встретила бы и щеночков, и пожеванные туфли, и незнакомых людей, и всякое прочее. просто я интроверт
7. я давно хочу сменить ник, но не могу придумать ничего нормального или отражающего или клевого. но до нового года обязательно сменю! даже если и 31-го декабря))
8. часто я слоупочно отвечаю на комменты, потому что быстро я отвечаю только в скайпе, а тут пустое поле комментария и надо же подумать, что ответить хдд (а большую часть онлайнового времени я вообще с телефона и ненавижу с него печатать >< )
9. я люблю местные смайлики
10. god bless правдоруб и анонимные сообщества

монпарнас и компьютерные игры

читать дальше1. если в игрушке есть годмод - я использую годмод. потому что я читер и играю ради сюжета, и если в перерывах между сюжетом меня постоянно убивают, мне это НЕ НРАВИТСЯ. без годмода я прошла только ДА/ДА2, все три Масс Эффекта и третий и четвертый ДМС. И древнюю игрушку "Они", которая, кстати, была первой моей игрой, пройденной до конца.
2. в "Они" японская девочка Коноко была полицейским, сворачивала шеи солдатам, ломала хребты мафиози (с хрустом!) и регулярно учила новые приемы. еще у девочки Коноко был брат-мафиози, жестокий такой красавчик, и половину игры она за ним охотилась (и не знала, что он ее брат). в этой же игре были бассейны с кислотой, наркоманский уровень про сон, в котором Коноко дралась с собой, дистопия с загаженной планетой и атмосферными станциями, мотоциклы, рехнувшиеся мозги, плазменное оружие и дружелюбный андроид, который разбил мое маленькое детское сердечко. Коноко была крутая и нравилась мне так сильно, что из-за нее я хотела покрасить волосы в фиолетовый и научиться сворачивать шеи в прыжке. ^^
3. ТЕС для меня слишком... обширные, что ли. там слишком много всего, мир такой широкий, что сюжет провисает, и хотя это концепт и то, за что другие эту игрушку любят, мне она поэтому не подходит. я играю в каждую новую часть, но без особого энтузиазма. энтузиазм у меня вызывают только Гильдия воров и Темное братство.
4. игра, в которую я регулярно переигрываю - это "Проклятые земли" (вторые "аллоды"). там такие миры, что вот цепляют чем-то. в конце ноября стабильно хочется отправиться в Канию.)
5. я ненавижу платформеры, ненавижу, просто терпеть не могу эти прыгалки! я люблю файтинги. когда оказалось, что в ДМС 5 есть куча этих чертовых платформ, я чуть стол не перевернула. ДМС, КАК ВЫ МОГЛИ. недоиграла я в пятую часть, короче говоря.
6. несмотря на нелюбовь к платформерам, некоторые игры с этими элементами я люблю. american mcgee's alice, например, и тот же ДМС до пятой части - когда экшн доминирует на прыгалками, мне вполне себе заходит.)
7. Robot Unicorn Attack!!
8. в последнее время я залипаю на "Цену Свободы" вконтактике. (это все их визитка на ФБ). пойнт-н-клик, но как затягивает и там есть сюжет!
9. я долго фыркала на масс эффект, когда друзья пытались мне его пропиарить, мейнстрим этот ваш массэффект, ну его, говорила я. а в результате получила одну из самых любимых игр на свете броманс шепарда с гаррусом! тали! НОРМАНДИЯ. КОМАНДА НОРМАНДИИ. мне все в этой игрушке нравится, все от и до, и даже концовки. А РАЗГОВОРЫ ПЕРЕД ФИНАЛЬНЫМ БРОСКОМ! и да, я прошла МЭ без годмода на харде. для такого мерзкого читера, как я, это равносильно признанию в вечной любви и бриллиантовому колечку.
10. мне дико мало десяти пунктов в этом вопросе! правда! мне еще много хочется сказать, например о том, что я люблю концепцию всех игр айс-пик лоджей, но ни в одну не могу доиграть, потому что со свистом отсасываю; или что я люблю старые рпг, тот же плейнскейп, например, сейчас вставляет сюжетом так, что древней графики не замечаешь... а еще я прошла ДМС (3 и 4) без геймпада, с клавиатуры, и самым моим любимым оружием за две игры была электрогитара из третьей части. а вот в онлайн-рпг я никогда не играла. хотя однажды обязательно придет день, когда я сяду играть в WoW.

от  евгений, вы кактус - монпарнас и спорт

читать дальше1. спорт - это такой школьный принц, на которого я смотрю с сердечками в глазах со своей задней парты.
2. я обожаю смотреть на единоборства и в детстве была жутко драчливой, причем бить предпочитала парней постарше, лучше сразу нескольких (они были мудаками, и я прямо-таки чувствовала себя юным сияющим паладином СПРАВЕДЛИВОСТИ, лунная диадема, ю ноу.) потом, на первом курсе, я пошла на самбо. под конец года случился местечковый чемпионат, и это был один из самых мучительных и позорных моментов моей жизни. самбо мне вообще не подходит.
3. в детстве мама не разрешала мне смотреть "утиные истории" и чипа и дейла, потому что они ей не нравились. она боялась, что говорящие утки плохо скажутся на моей психике, и поэтому лет в пять я смотрела не уток, а милые фильмы "Кровавый спорт", "Кикбоксер", "Крепкий орешек", "Не отступать и не сдаваться", а еще чака норриса.
4. фигурное катание - это любовь. я смотрю в основном мужское, у меня там есть фавориты и все такое; я хейтер плющенко (потому что хейтер и вообще за ягудина), а еще пару лет хейтила патрика чана, пока меня не сразила красота его катания (я бы хотела, чтобы это был сарказм, но нет). он нереально крут, так что с недавних пор я из хейтеров перебралась в фанаты))
5. в разное время я занималась теннисом, танцами, баскетболом, и везде подавала надежды, а с баскетболом так вообще чуть не попала в юношескую сборную цска (или типа того), но клевый профессиональный спорт - это занятие не для таких ленивых и безалаберных, как я. (
6. я люблю смотреть бокс и однажды им займусь - им или кикбоксингом.
7. еще я люблю бегать. вот правда люблю, просто обожаю, особенно на длинные дистанции - я не спринтер, но одно время хотела даже бежать марафон. у меня и беговая дорожка есть. а теперь бегать мне нельзя, потому что у меня проблемы со спиной, и это такая. боль.
8. спортсмены - это какие-то нереально офигенные люди. еще меня завораживает спортивная психология - там такой комплекс факторов, соперничество всякое, психологические барьеры, способы справиться с волнением, самонастрой, психосоматика, да мало ли. за что люблю фильмы про спорт и всякие книжечки про чемпионов: когда их читаешь, складывается ощущение, что спорт - это какой-то полет. победить, показать настоящий класс - это как поймать воздушный поток. там, за кадром, боль, травмы и страдания, но в кадре - чистый восторг и торжество сильного характера. это безумно красиво.
9. есть такой конькобежец, Аполо Оно (да, Аполо с одной "л"), так вот он офигенный. я люблю читать спортивные биографии, и его биографию читала, и он не только крутой олимпийский чемпион, но и мимимишечный молодой лев, и я насмотреться не могла, как он общается со своими партнершами по всяким рекламам или в "Танцах со звездами". awww
10. в школе я ненавидела физру, считала себя неспособной хоть на что-то мало-мальски приличное, бегала медленно, плохо плавала, ю нейм ит. поэтому и теннис не пошел, и баскетбол, и танцы - я себя настроила на поражение заранее, ни к чему не относилась серьезно, это ведь не для меня, думала я. бег я вообще ненавидела. а потом, однажды, когда мы должны были бежать 6 километров, я, тоскливо предвкушая ад и последнее место, выпила перед стартом банку реддевила в туалете - то ли просто энергетика, то ли дерьмового алкококтейля, не помню. и потом, лениво любуясь весенними деревьями и даже не пытаясь, я сама не заметила, как внезапно обогнала всех на круг. и даже не устала. тогда бегать я не полюбила, но это было весело

от  sibirierkatze - монпарнас и литература

читать дальше1. я люблю читать и одно время читала очень много - настолько много, что до сих пор разбираюсь с последствиями "книжного воспитания". было бы мне лучше жить, если бы я не верила книгам и читала меньше? нет. просто я делала бы другие ошибки.
2. есть книги, которые стабильно хочется перечитать раз в сезон - настроенческие такие книги, или прочитанные в свое время в удачный момент, или просто спонтанно проассоциировавшиеся, или периодически напоминающие о себе. каждой весной меня тянет перечитывать Золя и Лондона, лето - время ОЭ (хотя вот ОЭ я, конечно, не перечитываю, потому что у истории нет конца), зима - это "Бесконечная история", "Имя розы" и "Два брата" Шварца, а осень - это Макс Фрай. Сейчас прекрасная, потрясающе уютная осень, как раз для Макса Фрая.
3. я раз пять принималась за "Над пропастью во ржи", но так и не смогла ее дочитать. пока не взяла английский оригинал.
4. "Лолита" - книга, доставившая мне лингвоэстетический оргазм.
5. я искренне считаю лучшими текстами те, в которых возможно многомерное толкование. авторская позиция хороша, конечно, но все же автор пишет о людях и о ситуациях, о разных людях и ситуациях - и если в книге невозможно вычитать больше той морали, что автор сам туда вложил, это плохая книга. в хорошей книге даже отрицательные герои, даже второстепенные, даже атмосфера, все это создает дополнительные планы восприятия, порой противоречащие авторской позиции, и это самое классное - значит, герои живые и книга живая. каким бы сильным ни был основной месседж, он всегда должен оставлять пространство воображению и "другой правде". ничто так не убивает удовольствие от чтения, как снобистский голос автора, рассказывающий, что правильно думать о его книге.
6. при этом автор, конечно, что-то вкладывает в книгу - и это лучше всего понимается не через произведения критиков, не через аналитические статьи или объяснения. литературу нужно воспринимать в связи с автором и эпохой - для получения полной картины. все школьные сочинения о "теме любви в произведениях юзернейма" гроша ломаного не стоят, если перед сочинением не показать ученикам автора и время, в котором он жил. есть триада автор-книга-читатель; общение читателя с книгой может проходить и без автора, и тогда текст будет восприниматься максимально объективно, может заиграть новыми оттенками значений, и это будет здорово, но некий пласт смысла в книге всегда будет связан с автором - и не с биографическими датами из крошечной статьи в учебнике, а с тем реальным человеком, который жил, любил, засыпал на холодном чердаке, проигрывал деньги, ненавидел, любил, женился для удобства, ревновал к другим писателям и влипал в переделки. произведение вполне себе спокойно существует в отрыве от автора, но нет такого произведения, в которое автор не вложил бы себя в той или иной мере. и эти связи, эти интерпретации, сама суть творческого процесса - они меня завораживают.
7. однажды я обязательно допишу роман. я знаю сюжет до мельчайших подробностей, осталось только подобрать для него подходящую форму.
8. "Гарри Поттер" - это лучшее, что могло случиться с человечеством (и со мной, когда я была ребенком)) очень надеюсь, что это будущая классика, очень.
9. я часто запоминаю цитаты, но напрочь забываю первоисточник, из которого из взяла. иногда получается довольно неловко.))
10. еще до интернетиков и даже еще до выхода первого фильма ВК я, прочитав ВК и впечатлившись, села писать в блокнотике с розочками "продолжение". там были смелые хоббиты, хоббит-девочка и говорящий бурундук, а ГГ должен был отправиться на поиски кого-то Важного, не подозревая, что ищет он самого себя. мне было лет одиннадцать, и я действительно тогда считала, что с этим шедевром смогу стать писателем, и даже написала к нему несколько стихов и песен!
и вот как бы это сейчас не выглядело и как бы подкована в фанфикшене я не была, говорящего бурундука я до сих пор вспоминаю с нежностью.

от  Джокер в колоде - монпарнас и Локи (и Том Хиддлстон!)

читать дальше1. если бы не Локи, меня бы сейчас здесь не было, так и не завела бы днявочку, наверное
2. я пошла на "мстителей" от лютой скуки на майских праздниках, потому что все друзья разъехались, делать ничего не хотелось, и дома вечером сидеть тоже не хотелось. сходила, подумала, что сюжет тупой, но локи вроде ничего себе (тора я тогда еще не видела)... А ПОТОМ СЛУЧИЛСЯ ЛОКИТРЕД.
3. меня засосало как-то незаметно, это реально какой-то гипноз, вроде ты одну секунду был к фильму равнодушен и в тред заглянул из легкого любопытства (они же закрывались с бешеной скоростью, конечно, интересно было почитать, чем это люди так накурились!) - и вот ты уже сидишь и ЛОКЕБОХ ПРОСТЫНИ СМАЙЛИКОВ ЛОКИЛОКИЛОКИ ОДИНПЛОХОЙОТЕЦ ПОСМОТРЕТЬ ТОРА С ВЫРЕЗАННЫМИ СЦЕНАМИ БЕЗДНЫ ФОТОШОПА ТРЕТИЙ РАЗ НА МСТИТЕЛЕЙ КАК ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ.
4. меня не упороло Локи настолько, чтобы начать писать фикло или там фигурку заказывать, нет. меня упороло томом хиддлстоном настолько, чтобы читать шекспира в first folio и ломать себе мозг староанглийским - и чтобы читать шекспира по скайпу (кстати, до сих пор считаю, что макбетовские ведьмы у меня особенно хорошо получились!))
5. а ведь поначалу, когда в тред вбрасывали фото тома, я была вся такая "ФУ СТРАШНЫЙ МУЖИК С МЕРЗКОЙ РЫЖЕЙ БОРОДОЙ".
6. на этом пункте я сообразила, что надо бы сказать тут что-то, чего джо про меня и локи не знает, но с этим некоторые проблемы локи нас познакомил, в конце концов, а хиддлстон в свое время объединял.
7. я не знаю, бояться мне, что после "тора-2" меня снова упорет, или расслабиться и отдаться неминуемой бездне.
8. у тома хиддстона нереальный голос. до сесила болдуина это был единственный человек, чей голос вставлял меня при полном отсутствии визуальной картинки. "Красное ожерельне" - первое мое аудиопорно. А, и еще до тома я не любила британский английский и не понимала, что люди находят в этом жутком акценте. после тома я все поняла.
9. недавно я зашла в локитред и малость охренела удивилась от того, что богомерзких торолоков теперь только под кат, и когда-то-локи-а-теперь-томотред мне как-то не доставил. с другой стороны, все меняется. я еще помню, как в каких-то тредах мы волновались, что до "тора-2" тредик не доживет а ведь дожили!
10. локитредовская сходочка была моей первой в жизни развиртуализацией.) я волновалась!

от  barricade station - монпарнас и чужой фанфикшн

читать дальше1. раньше мне самая разная нца заходила, а теперь как-то вообще нет, все одинаковое, все не так, я лучше задорный джен/пгшечку какую почитаю, чем очередную нцу по накатанной схеме. я вообще теперь часто проматываю нцу, а вот раньше, бывало, проматывала джен до нцы, и мне было даже не стыдно с другой стороны, нцу я все равно читаю, и если вдруг натыкаюсь на что-то, что заходит, то оно уж ух как заходит, до звезд! редко, но метко, короче говоря.
2. есть несколько авторов, которые офигенно пишут, и вот их я прямо вау-вау-обожаю, что угодно буду читать, ориджи, странные пейринги, все) их мало и они крутаны, а я в интернете вообще больший интроверт, чем в реале, так что я как-то побаиваюсь с порога наскакивать на них с капслоком и любовью, но однажды я напьюсь перестану тупить и они узнают, как сильно мне заходит то, что они пишут)
3. однажды, давным-давно, в одном маленьком фандоме чужой фик практически заставил меня зашипперить отп. фик был по другому пейрингу, по пейрингу, который тогда мне нравился, а теперь мое отп разбивает и вообще меня бесит, неисповедимы пути отп зашло так, что спустя несколько лет я сожрала километровый кактус-продолжение только ради несчастной отпшечки на заднем плане. тТ автор от моего отп камня на камне не оставил, одного из пейринга так вообще облил по-всякому, я даже не знаю, какими словами передать, насколько сильно этот фик меня сквикнул, просто сквик на сквике и сквиком погоняет, действительно кактус, хрустящий и игольчатый, первый сорт. но я сожрала его до конца, потому что отп больше почти нигде не дают. я не пошла рассказывать автору, как я сквикнулась и как он неправ, конечно, и не пойду, но как-то до сих пор отхожу от травмы и люблю делиться этой болью на безрыбье действительно можно читать что угодно.
4. очень завидую людям, которые умеют писать макси! у меня мозг под это не заточен, кажется, или это все миражи и низкая райтерская самооценка, или я слишком много думаю.)
5. фики легко читаются - и так же легко забываются. большинство напрочь вылетает из головы через пару дней.
6. сходу я не могу назвать ни одного самого любимого фика, но зато могу назвать сквикнувшие.
7. чужой фанфикшн по спн (времен первого-второго сезонов) сильно прокачал мой английский.
8. я очень редко читаю незаконченное - практически никогда не читаю, потому что ненавижу ждать и жажду спойлеров. с другой стороны, я лишь недавно приучила себя бросать ненравящиеся вещи: с книжек я привыкла все дочитывать до конца, а сейчас без проблем бросаю все кактусы, что в фиках, что в книгах.
9. одним из первых моих прочитанных фиков был какой-то оридж с гуро, насилием и каннибализмом. никогда в жизни я так сильно не хотела РАЗВИДЕТЬ. но есть и плюс: теперь меня вообще мало что в фикле может шокировать.
10. если я найду свой дрим-фик по е/Р, написанный другим автором, я, скорее всего, буду ревновать. потому что е/Р.

пока все, скоро продолжим!

@темы: лемминги на марсе, когда революция победит, я брошу пить, конопля угощает мак человеческой кровью

да идите вы нахер все что это как это называется что

23.10.2013 в 01:30

Пишет  боссюэ не негр:

23.10.2013 в 01:17

Пишет  мистер Вафлз:

если вы думали, что тот пост был последним, то, очевидно, вы были неправы.
ПОТОМУ ЧТО Я ЗАШЛА НА ТУМБЛЕР.
БЛЯЯЯЯЯЯТЬ. У МЕНЯ В ГОЛОВЕ КИПЯЩАЯ СЛИВОЧНАЯ ПОМАДКА.




ЭТО ИНТЕРВЬЮ? ПОРНО-КАСТИНГ? ТОМАС, СЭР, ВЫ ДУМАЕТЕ ЧТО КРИС ХЭМСВОРТ РЕЖИССЕР? ОН НЕ РЕЖИССЕР! ВЫ НЕ НИМФЕТКА! ВЫ РАЗМЕНЯЛИ ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕСЯТОК! ОКСТИТЕСЬ, ОПОМНИТЕСЬ, ЗДРАВСТВУЙТЕ!
ASDFGHJKL; ЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕЩЕА Я СМОТРЮ НА ЭТИ ГИФКИ И ДУМАЮ! СМОТРЮ И ДУМАЮ! ВАМ БЫ В ЛОЛИТЕ СНЯТЬСЯ! В РОЛИ ЛОЛИТЫ! ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ!!!






НУ И ВДРУГ КТО-ТО НЕ ПОНЯЛ








ВДРУГ! КТО-ТО! НЕ ПОНЯЛ!!!!


ККХКХХКХХКХКХКХКХDKJNsdJKSEjfkNJFAJSFDDFJNFSJP'


Я ДАЖЕ НЕ БУДУ ПИСАТЬ ПРО ВЕЧНЫЕ "АЙ ЛАВ Ю"!!! ТОМАС, СЭР!!!! ТОМАС!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

YOJSDHOHJLKDSFIHSIPFJIFJK;L
SLJNLSnvdk;ZMAOFDJDVSDJN
И НАПОСЛЕДОК
ЕСЛИ КТО НЕ ПОНЯЛ


простите. был взволнован. И ВСЕ ЕЩЕ ВЗВОЛНОВАН!

URL записи

URL записи

ВАЙ
ПОЧЕМУ
НЕТ Я НЕ ХОЧУ СНОВА ФАНГЕРЛИТЬ ХИДДЛСА НЕТ НЕЕЕЕЕЕЕТ НЕТ Я -
*звук вылетающей из бутылки пробки*
*завеса ЖАЛОСТИ*

@темы: loki & henry sitting on a tree, ДА НУ НАХУЙ, голубой щенок

ЙОУ ЛУК ЭТ ЗЫС ЛИСЕН ТУ ЗЫС
мне сделали еще охуенную штуку и ЭТО САУНДТРЕК К АРТХАУСУ С ПОРНО ГЕЯМИ НИГГЕРАМИ ИЗ КОСМОСА КОТЯТАМИ И ЛАКИРОВАНЫМИ ТУФЛЯМИ КЛЕВОЙ КИНОШЕЧКЕ ПРО МЕНЯ (где я преувеличенно крута и бью женщин и детей, я знала , но это же кино)
боссюэ, позвольте рассыпаться сердцами

20.10.2013 в 20:21

Пишет  боссюэ не негр:

ладно, давайте
но учтите, что я слишком ленива, чтобы делать это сразу - это раз, и мы с вами должны быть хоть как-то знакомы - это два хотя я могу и просто по впечатлениям от днявочки

Отмечаемся в комментариях, а я вам составляю маленький плейлист про мое к вам отношение/эмоции/ассоциации с вами

наверное, надо уточнить, что у меня всё очень ассоциативное, и в большинстве случаев главную роль играет не текст, а атмосфера и эмоции от музыки

второй раз не монпарнасс

URL записи

@темы: full of love, лемминги на марсе, raindrops on roses, whiskers on kittens